Знак розы - страница 23

Что ж, этого вполне можно было ожидать от тех, кто отрекся от своих корней. Уорики и Толиверы прибыли в Техас, намереваясь стать плантаторами, но семья Перси тут же переключилась на лесозаготовки, тогда как Толиверы остались верны своей мечте. Перси рассматривал «Лесозаготовительную компанию Уорика» как способ заработать на жизнь. А она относилась к Сомерсету как к образу жизни.

Удовлетворенная таким разграничением, Мэри направилась в столовую. Брат уже сидел на своем месте. В желтоватом свете керосиновых ламп они молча съели ужин, отстраненные и разобщенные.

«Кто такая эта Люси Джентри?» — думала Мэри, которой кусок не лез в горло. И действительно ли у нее есть планы в отношении Перси, как подозревает его мать?

— Мэри, можно пригласить тебя в кабинет на несколько минут?

Мэри, перебиравшая бобы, вздрогнула от неожиданности и подняла голову. В дверях кухни стоял Майлз.

— Конечно, — ответила она, хотя его тон испугал и озадачил ее.

В последнее время Майлз стал бесцеремонным и грубым. Он был совсем не похож на нежного и любящего брата, каким был когда-то. Мэри подобрала подол фартука, чтобы высыпать бобы в корзину, которую держала на коленях Сасси. Они обменялись вопросительными взглядами. За последний месяц экономка неоднократно выражала свое возмущение тем, как мистер Майлз обращается с сестрой.

У Майлза появилась привычка появляться и исчезать с таинственным видом, зажав под мышкой красные бухгалтерские книги. Мэри хотелось потребовать, чтобы он дал ей просмотреть их, но она не осмеливалась это сделать. Сейчас был не самый подходящий момент для того, чтобы настаивать на своих правах. Мэри боялась, что Майлз претворяет в жизнь теорию, вызывавшую жаркие споры между отцом и сыном.

У нее кровь стыла в жилах при мысли о том, что Майлз мог приступить к реализации своей политики невмешательства в жизнь арендаторов. Сбор урожая должен был начаться менее чем через месяц, и им понадобится каждый цент, чтобы внести деньги по закладной. Мэри очень хотелось поговорить с Лео, но Майлз каждый день забирал экипаж и арабских скакунов, оставляя в конюшне только старую кобылу, добраться на которой до плантации было невозможно. Мэри испытывала непреодолимое желание ознакомиться с бухгалтерскими методами, которыми пользовался отец, но если учетные книги не забирал брат, они хранились в ящике стола в кабинете, единственным ключом от которого располагал Майлз.

Мэри любила брата, но начала смотреть на него как на противника. В поместье Толиверов образовались два лагеря, и на стороне Мэри была одна Сасси. Остальные - прочая прислуга, мать, друзья, за исключением Олли, сохранявшего нейтралитет, - все были на стороне Майлза. Господи милосердный, Мэри уже начала мечтать, чтобы с Майлзом что-нибудь случилось, какая-нибудь мелкая неприятность, которая вынудила бы его вернуть ей плантацию. Мэри надеялась, что в конце концов он поймет, что не рожден быть плантатором.

— Ты хотел поговорить со мной о маме? — спросила она, опускаясь в кресло напротив большого письменного стола.

— Я хотел поговорить о тебе, — произнес Майлз нравоучительным тоном, который усвоил с тех пор, как стал главой семьи. Сам он с важным видом устроился за столом, положив на него локти и переплетя длинные тонкие пальцы. Отложные манжеты сверкали накрахмаленной строгостью, так же как и его манеры. — Мэри, я уверен, ты понимаешь, что для всех нас наступили нелегкие времена.

Мэри кивнула. Ей хотелось расплакаться от того, что между ними больше не было тепла.

— Смерть отца должна была объединить нас. Вместо этого после прочтения завещания у нас с мамой не осталось к нему почти никаких чувств. Мы оказались обманутыми и преданными. Мама чувствует себя униженной. Мы оба были несправедливы к тебе, я отдаю себе в этом отчет. У тебя появилось ощущение, что это ты виновата в том, что случилось, и я сожалею об этом, Мэри, правда, сожалею. Однако, глядя на тебя, я не могу отделаться от чувства, что ты каким-то образом причастна к условиям завещания.

— Майлз...

Он поднял руку.

— Позволь мне закончить, а потом ты выскажешь свое мнение. Господь свидетель, мне не нужен Сомерсет, но он должен был перейти к нашей матери. Она должна была иметь право продать его или оставить себе. Она должна была быть первой в списке привязанностей папы, а не Сомерсет и не ты. Вот что мы оба чувствуем, говоря простым языком. Кроме того, мы полагаем, что ты в восторге от папиного решения.