ЗНАК ВОПРОСА 1995 № 03 - страница 27

Так вот это информационное поле, вещи и улавливает экстрасенс, таково объяснение в самых общих чертах. Чтобы его расширить и углубить, нам пришлось бы, видимо, углубляться в мир призраков и теней, поговорить о том, что не только живые существа — люди и животные, но и вещи имеют свою душу. Но что такое душа? Наверное, нет на свете человека, который бы дал этому понятию достаточно четкое определение, по которому бы затем можно было сконструировать некий прибор — душе улавливатель — подобный, скажем, радио или телеприемнику.

Но когда-нибудь, возможно, мы все-таки научимся фиксировать путешествия души, ее информационные сообщения хотя бы на том уровне, как научились сегодня разбираться в особенностях навигации пернатых, животных и наших собственных ощущениях, указывающих нам правильный путь. Познания в навигации тела и души продолжаются!..

Помните, с какой просьбой обращается князь Олег «к любимцу богов» — вещему волхву? Он хочет знать, «что сбудется в жизни со мною?» И седобородый старик точно предсказывает дальнейший ход событий.

Возможно ли такое на самом деле? Ведь А. С. Пушкин мог допустить в своей поэме некоторые литературные вольности. Однако известно, что при написании «Песни о вещем Олеге» он руководствовался сведениями, изложенными в древних летописях. Значит, похоже, такое предсказание действительно было сделано.

Кроме того, подобный случай в истории далеко не единственный. Говорят, в последний год своей жизни царь Иван Грозный повелел привезти из Архангельска в Москву двух колдуний, известных своими пророчествами. А те возьми и предскажи ему смерть 18 марта 1584 года. Разгневанный властитель тут же повелел запереть прорицательниц под замок, чтобы впоследствии, а именно 18 марта, сжечь их на костре.

С утра в указанный день царь попарился в баньке, и ему вроде полегчало настолько, что он собирался даже партию в шахматы разыграть. А между делом и колдуний изжарить.

Палач отправился за бабками. Те запричитали, что еще не время. Да кто их стал слушать?.. Но пока тащили их к костру, прибежал запыхавшийся гонец — царь скоропостижно скончался от сердечного приступа. Пророчество все-таки сбылось…

И сам Пушкин, говорят, сделал несколько предсказаний, касавшихся его друзей и знакомых. И ему самому было предсказано, что он погибнет от человека с «белой головой». То есть от блондина, иначе говоря, а Дантес как раз был белокурым…

И это предсказание, сделанное известной петербургской гадалкой Александрой Филипповной Кирхгоф, настолько глубоко запало в память поэта, что перед дуэлью с графом Толстым Пушкин был совершенно спокоен: «Этот меня не убьет, а убьет белокурый, как колдунья пророчила…»

А она-то откуда знала? Чтобы понять это, нам придется оставить утоптанную дорогу точного знания и двигаться дальше по зыбкой почве предположений, лишь кое-где провешенных теми или иными фактами и догадками.

Да, никуда не денешься, на сегодняшний день известно немалое количество документальных пророчеств, которые сбылись. Вспомним хотя бы о тех «бабуськах», которые предсказали смерть Ивана Грозного. То же сделал, но уже в XVIII веке, монах крестьянскою происхождения Авель. Говорят, он точно указал годы и дни смерти Екатерины II и Павла I, за что и поплатился тюремным заключением. Однако толстые стены застенка не умалили силы пророчества — все сбылось, как было предсказано.

А вот вам свидетельства более позднего времени. В воспоминаниях маршала К. А. Мерецкова есть такой любопытный эпизод. Сентябрьским вечером 1918 года к нему подошел командир отряда Говорков и попросил передать годным письмо. На вопрос удивленного Мерецкова, почему он не переправит его сам, опытный офицер, прошедший первую мировую войну, ответит: «Завтра я буду убит…» И не ошибся.

В начале 30-х годов мир облетела трагическая история гибели американского летчика-испытателя и талантливого писателя Джеймса Коллинза. Он описал собственную гибель в новелле, начинавшейся словами: «То, что вы сейчас прочтете, слова Джеймса Коллинза, и притом не продиктованные им «нашему корреспонденту», а написанные собственноручно, хотя в некотором роде и после смерти». Закончил он свое повествование словами: «Вниз. Рев сверкающей стали, внезапный блеск… да, да, вот оно… отрываются крылья… Холодный, но трепетный фюзеляж — последнее, что почувствовало мое теплое, живое тело. Протяжный, громкий рев мотора — страшный нарастающий, переходящий в оглушительный грохот при встрече с землей был моей смертельной песней. Вот я и умер».