Знак Вопроса 2005 № 01 - страница 29
Может быть, эти описания кому-то покажутся нудными. Я хотел показать, что строение глубин Земли намного сложнее, чем представляется. И магнитное поле полусферы выталкивает горб плазменного потока через нижнюю мантию к верхней мантии, в поверхностных слоях которой горб образуется уже за счет вещества самой мантии. А земная кора просто перекатывается через этот горб, создавая приливной эффект. Вот такой механизм образования лунного «гравитационного» горба и морских приливов, различную величину которых читатель может домыслить сам, исходя из толщины коры в разных точках земного шара. В заключение хочу сказать: строение Земли намного сложнее, чем обрисовано мной. Как сказано в Писании: «И долго плакал я над тем, что никто не смог прочитать эту книгу!» Здесь важно другое.
В Большом Космосе и в микромире все вращается вокруг определенного центра, которым является пульсирующий вакуум. (Можно назвать его черной дырой.) В нем — плотность «темного вещества» — ВРЕМЕНИ, способного поглощать «пространство», являющееся концентрированным информационным сгустком. Движение как ключ к Космогонии есть результат пульсации вакуума.
Л. Е. Федулаев
ФИЗИЧЕСКАЯ ФОРМА ГРАВИТАЦИИ
ГЕГЕЛЬ И НЬЮТОН
То, что известно, еще не есть поэтому познанное[1].
Гегель.
Познание есть, несомненно, не только открытие глазу неизвестного, но и открытие глаз на известное, век целый обожествляли Эйнштейна, теперь присматриваемся. Нападки на теорию относительности ведутся со всех сторон, остановимся пока на одной — теория не поддается, физическому истолкованию — и зададимся нестандартным для критики вопросом, а не унаследовал ли Эйнштейн свои парадоксы?
Вспомним Ньютона, — величию своему я обязан тем, что стою на плечах гигантов. — сильно ведь сказано! Но Эйнштейн стоит на плечах Ньютона… Теория относительности вырастала как развитие теории всемирного тяготения…
— Господи, — скажет Читатель, впитавший ньютоновскую механику со школьным молоком, — там-то в чем сомневаться, проще ведь простого?
Но был прецедент. 200 лет назад. Было заявление о нелогичности физических истолкований Ньютоном своих «математических рассуждений».
И это был голос, может быть, самого гениального мыслителя второго тысячелетия[2].
СЛОВО ГЕГЕЛЮ:
«Знаменитое разложение сил» у Ньютона свидетельствует «о полном отсутствии чувства природы»[3].
Гегель.
«…если Ньютон хотел говорить о математических отношениях, то непонятно, почему он вообще употребляет слово «силы»: ведь математика занимается только количественными отношениями явлений, исследование же силы относится в область физики. Но Ньютон, вполне уверенный, что он всюду определяет соотношение сил, возвел полуфизическое, полуматемагическое здание, в котором не так-то легко различить, что относится к физике и действительно является шагом вперед в этой науке».
«…законы, выдаваемые за законы обеих этих сил (центростремительной и центробежной — Л. Ф.), суть на самом деле математические законы движения, лишь получившие несвойственное им обличив и название физических сил».
«…все эти различные силы — только пустые названия, без которых лучше было бы обойтись, ибо из пустоты этого различения и возникли вся путаница и нелепость в объяснении явлений».
«…нельзя смешивать то, что относится к свойственным математике формальным принципам познания, с физическими точками зрения, нельзя приписывать физическую реальность тому, что обладает реальностью только в области математики».
И как Обращение к Потомкам.
К нам с Вами, — «та физическая форма, в которую он (Ньютон. — Л. Ф.) облек свои математические рассуждения, должна быть отделена от них, и философии надлежит решить вопрос об истинном в ней».
Гегель. Об орбитах планет.
(Философская диссертация. 1801)
Вернемся к Эйнштейну, — не то ли имеем? Гегель говорит о нелогичности физических истолкований математических рассуждений Ньютона, относительно «Теории относительности» мы говорим о невозможности физического истолкования.
Аристотель, обращаясь к тем же сферам, куда через два тысячелетия обратят взоры Эйнштейн и Ньютон, писал в работе «О небе»: «…даже небольшое начальное отклонение от истины умножается в рассуждениях, отошедших от нее в дальнейшем тысячекрат».