Знакомый незнакомец - страница 23

Они останавливались на заправках, заходили в придорожные кафе, чтобы выпить чаю с пирожными или удивительно вкусными местными пирогами. Себастьяну нравилось баловать ее, видеть искреннее восхищение Катрин всем увиденным. Она продолжала много фотографировать, правда теперь чаще направляя объектив на Себастьяна, а не на природные красоты. Она поражалась, что в дольно солидном возрасте он сохранил почти мальчишескую грацию, граничащую с очаровательной угловатостью подростков. Иногда ей приходило в голову, что он, возможно, вспоминал сейчас и других женщин, с которыми бывал здесь, мимолетные увлечения или более серьезные истории, но сегодня это не задевало ее, она решила, что насладится сполна их последним днем.

Был уже вечер, когда они подъехали к гостинице на перевале, на самом берегу горного озера. Старинный крепкий дом, привыкший к снежным зимам и ветреной осени, летом смотрелся как старик, даже в жару кутающий свои старые кости в теплый плед. Но на террасе, нависшей над озером, стояло несколько столиков, покрытых клеенкой, окна в номерах на втором этаже были открыты, и легкие белые занавески медленно шевелились под ветром.

Прежде чем снять номер, они, припарковав машину на полупустой стоянке перед отелем, пошли на берег озера. Себастьян тоже достал фотоаппарат и, пока Катрин, восхищенно замерев на берегу, разглядывала облака, окрашенные садившимся за горы солнцем и удивительного цвета воду, фотографировал девушку. Вот она шагнула в луч заходящего солнца и стала лишь силуэтом на фоне роскошного солнечного блика на водной глади. Кадр. А вот она обернулась, и ее темные волосы взлетели, обрисовав нимбом узкое, с правильными чертами лицо. Кадр. А вот она улыбнулась озорной улыбкой подростка. Кадры, кадры, кадры…

— Я есть хочу, — притворно-жалобно произнесла Катрин, и они направились в гостиницу, где немногословный хозяин провел их в номер, состоящий, казалось, лишь из одной огромной кровати. Они оставили вещи и спустились в гостиничный ресторанчик, где заказали обильный ужин и вино.

Когда они уже заканчивали трапезу, в почти пустой ресторан вошел пожилой господин, явно постоялец гостиницы. Он направился к столику у самого окна и тяжело опустился на стул. Когда ему подали ужин, то казалось, он ел не замечая, что у него в тарелке, и все время, не отрываясь, смотрел в окно.

— Что ты так разглядываешь его? — Себастьян тронул Катрин за руку.

— Не знаю, — откликнулась она. — Довольно странный субъект. По-моему, он тоскует о чем-то. Возможно, когда он был молод, то бывал здесь со своей возлюбленной, а потом они расстались. И он до сих пор вспоминает, как они были здесь вместе, и страдает.

— Ты моя выдумщица, — шутливым тоном прервал ее Себастьян. — Перестань так откровенно глазеть на него, а то я начну ревновать.

— Может, именно этого я и добиваюсь.

— Ревность — глупейшее чувство, но вы, девушки, часто бываете такими собственницами. Не можете понять, что человек не принадлежит другому, он не вещь, — неожиданно серьезно сказал Себастьян.

— Твои девушки, наверное, часто ревновали тебя. — Катрин пыталась снова придать разговору легкий тон. — Ты ведь изменял им.

— Не люблю этого слова, — сказал Себастьян. — Я никогда не изменял любимым женщинам в том смысле, что никогда не предавал их. Если я говорил, что люблю, — это была правда, и никакие легкие интрижки не могли повлиять на мое отношение к любимой. К тому же, если это и случалось, я тщательно все скрывал. А если с женщиной у меня был только мимолетный роман, я тоже честно говорил ей, что не могу предложить ничего большего. Я, кстати, расстался с первой женой именно из-за ее ужасающей ревности, она постоянно устраивала мне сцены.

— Но, видимо, за дело, — сказала Катрин, вдруг снова представив себе ту женщину, которая где-то ждет сейчас Себастьяна, и ту, другую Катрин, которая сходила с ума из-за анонимок, обвиняющих Себастьяна в неверности. Как же наивен он был, утверждая, что его любимые ни о чем не догадывались. Анонимки… Катрин не хотелось сейчас думать об этом, но впервые у нее мелькнула одна страшная догадка. Девушка даже тряхнула головой, чтобы отогнать неприятные мысли. Себастьян улыбнулся.