Знамя жизни - страница 10

Марина Николаевна присела к столу, развернула газету, прочитала заголовки: «Делегаты едут в Журавку», «Стефан Рагулин готовит речь», а думала почему-то не о делегатах и не о том, кто такой Стефан Рагулин и какую речь он готовит, а о Еюкине… Ей казался и странным и необъяснимым тот факт, что и у Татьяны — у этой приятной на вид молодой женщины, муж — писатель. И, может быть, поэтому мысли о Еюкине, о его пьесе «Солнце светит», которую он пишет шестой год, о его постоянных рассуждениях о какой-то бесконфликтности и были так прилипчивы и неотступны. Она держала в руках «Кубанские зарницы» — книжка новенькая и неизвестная, как бывает неизвестным человек, с которым только что встретился; обложка радует глаз, а листы свежо шелестят в пальцах и ещё с запахом типографской краски — так пахнет сапожный крем. Ей хочется поскорее узнать, какой же собой этот Илья Стегачёв и есть ли в нём хоть капля сходства с Еюкиным; может быть, и Стегачёв, так же как и Еюкин, нигде не служит, и, как Еюкин, любит жизнь спокойную…

Марине Николаевне так хотелось, чтобы муж Татьяны хотя бы немного был похож на её мужа, что она не удержалась и, улучив удобную минуту, как бы между прочим, спросила:

— Татьяна Николаевна, а ваш муж тоже нигде не работает? — Это случайно выскочившее «тоже» так её смутило, что она густо покраснела, вытерла платком пылавшее жаром лицо, и ей казалось, что Татьяна уже знает и Еюкина и то, чем был вызван этот вопрос, и это «тоже». — То есть я хотела сказать — не работает в учреждении и живёт, как писатель?

— Ну, что вы, разве это возможно. — Татьяна развернула газету и указала на подпись внизу. — Посмотрите — он редактор. Конечно, не очень удобно, когда муж редактор…

И когда две женщины опять сидели на диване и разговаривали о том, в каком часу делегация должна покинуть Рощенскую, чтобы прибыть в Журавку к полудню; когда обсуждался и такой вопрос: на каких машинах лучше всего ехать, и было решено пустить впереди «Победу» с открытым верхом, а сзади «Победу» с закрытым верхом потому, что на машине без тента удобно закрепить знамя, чтобы оно полоскалось на ветру всю дорогу, — а какая же это будет делегация, если она явится без знамени; когда уже были затронуты и такие частности, как, например, следует ли в договоре двух районов показывать подъём урожая по культурам в целом по району или отдельно по колхозам и даже по бригадам (Татьяна, как в прошлом агроном, настаивала выводить все цифры отдельно по колхозам); когда Марина Николаевна заговорила о росте поголовья скота и механизации животноводческого хозяйства, — в это время тихо и как-то боязно вошёл Илья Стегачёв. Татьяна быстро встала и представила гостью. Марина Николаевна смотрела на худого, с большим выпуклым лбом мужчину, с заметной плешью на голове и тонким, с горбинкой, носом, и с грустью сказала сама себе: «Э, нет, нет, не похож…»

Об этом же Марина Николаевна подумала и утром, когда две «Победы» с гостями неслись по степи — над передней ветер трепал знамя на коротком древке, и оно, как кусок жаркого пламени, то вспыхивало в лучах солнца, то на какую-то секунду угасало…

И как только Марина Николаевна отворачивалась и не смотрела на знамя, она видела худощавое и горбоносое лицо Стегачёва, большой лоб, исписанный ниточками мелких морщинок.

За столом, когда сели ужинать и когда Татьяна снова взяла на руки Серёжу, Стегачёв то ласково смотрел на сына, то расспрашивал Марину Николаевну о Журавке, о том, сколько в районе машинно-тракторных станций и совхозов, как организовано орошение, какой мощности гидростанция, на которой работает Ирина; об укрупнённых колхозах, о председателях — кто они и как ведут хозяйство; о животноводстве и особенно об овцах и о Чёрных землях, и всё — цифры, фамилии записывал в блокнот. «Если позволите, — сказал он, улыбаясь сыну — на туго натянутой коже на лбу морщинок стало вдвое больше, — я беседу с вами напечатаю в газете… Теперь у наших читателей повышенный интерес к журавцам…»

Потом он подарил свои «Кубанские зарницы» с надписью. Там, в доме Нецветовой, Марина Николаевна постеснялась посмотреть, что ей написал Илья Стегачёв.