Знамя жизни - страница 13
В трубке тот же далёкий голос:
— Не волнуйся… Волнение ещё впереди. Всё обернулось совсем не так… Приеду — расскажу.
Дедюхин хотел сказать Сергею, что «пятница» и в его отсутствие не отменена, но далёкий голос оборвался. «Так, так, — волнение ещё впереди, всё обернулось не так, — Дедюхин вышел из-за стола и начал неспеша прохаживаться от окна к дверям. — Значит, не приняли — факт печальный… Да! Как я говорил, так оно и вышло Вот тут и не горячись, и не волнуйся…»
Он ходил, думал и прислушивался к скрипу ботинок, — левый опять напевно советовал: а ты не ходи, а сиди, а ты не ходи, а сиди…
Подойдя снова к столу, Дедюхин потянулся рукой к белой кнопке, похожей на перламутровую пуговку. Как только твёрдый палец нажал эту пуговку, дверь бесшумно распахнулась и появился Саша.
— Александр, — сказал Дедюхин ласково, — я думаю, мы начнём приём со стариков. Ты их пригласи вне очереди, а потом уже установи очередь, чтобы был порядок…
— А стариков нету… ушли.
— Как — ушли? А куда? Что-нибудь же они сказали?
— Тот, что с бородой, сказал, что у них личное дело к Сергею Тимофеевичу. А другой повторял что-то непонятное… кворум, кворум, а к чему это — не знаю.
— Странно… Тогда пригласи паренька… Того, что в кепке. Не знаешь, что там у него?
— Лысаков обижает. — Саша склонил голову. — Заставляет пахать, а удобрение — лежит в кучах. Ну, он и примчался. Я звонил Лысакову — люди посланы. Пока парень вернётся — удобрение будет разбросано.
— Он что же — пешком?
— На велосипеде.
Дедюхин посмотрел в окно, как бы желая убедиться, точно ли тракторист приезжал на велосипеде.
— Ну, тогда проси женщин… Не всех, конечно, сразу.
— А я им посоветовал обратиться к Кумшакову, — ещё ниже наклоняя голову, сказал Саша, и волнистый светлый чуб упал ему на лоб, — Это — доярки из Сур кулей…
— Что у них там?
— Жалоба… С весны лежат доильные аппараты, и устанавливать их никто не собирается. Я послал к Кумшакову… Рясинцев просится к вам… И ещё приехал из Чёрного Леса Гончаренко — новый директор МТС.
— Пусть Рясинцев повременит — проси Гончаренко. Да, вот ещё — не забудь. Позвони редактору. Пусть срочно явится… Заодно позвони Кумшакову и скажи, чтобы готовил встречу рощенцев. Когда управится со своими делами — пусть зайдёт.
Вошёл Семён Гончаренко. На нём кожаная, плотно облегавшая плечистую фигуру куртка, какую обычно носят лётчики; суконные, навыпуск, брюки, на голове — кубанка.
У порога Семён снял кубанку, остановился и погладил ладонью светлые волосы… Если бы Дедюхин знал этого коренастого, похожего на лётчика, мужчину раньше, скажем, хотя бы в те дни, когда фронтовой друг Сергея Тутаринова в кителе, без погон и при орденах впервые вступил на кубанскую землю, то ни за что бы не сидел за столом, а встал бы от удивления и сказал: погоди, погоди, да ты ли это, Семён? Да тот ли стоит передо мной белобрысый паренёк, кто так умело исправил водокачку, кто так славно поправил соломенную крышу на сарайчике, а заодно починил и Анфисины туфли?..
Дедюхин же не знал ни того, как юноша из орловщины вернулся с войны на Кубань и как влюбился в сестру своего друга, ни того, как летом, в лунную ночь, у копны сена брал Семён на руки Анфису, вихрем кружился с ней вокруг копны и плакал от счастья; ни того, как на сплаве леса в горах, слушая тревожный гул Кубани в ущелье, Семён и Анфиса мечтали о своей хате на краю Усть-Невинской, о белых кружевных занавесках на окнах, не думая и не гадая о том, что жить им придётся в Чёрном Лесе… Поэтому Дедюхин не поднялся, ничему не удивился и ничего не сказал, ибо перед ним стоял мужчина коренастого сложения, светлоглазый, с белёсыми, точно выжженными на солнце, почти незаметными бровями, новый директор Чернолесской МТС — и только.
— Прошу, садись.
И покамест Семён подходил к вешалке, чтобы оставить там свою кубанку, покамест неспеша, удобно пододвинул к столу стул и сел, Дедюхин, как бы показывая, что ему дорога каждая минута, быстро снял телефонную трубку, позвонил домой и от Оленьки Кумшаковой, которая как раз была у своей подруги, узнал, что Маше лучше.
— Семён Афанасьевич, приветствую тебя! — Дедюхин протянул правую руку, левой упираясь на аппарат телефона. — Говоря честно, нравится твоя, так сказать, неудовлетворённость и та острота взгляда на, казалось бы, обыденные вещи, которая присуща только партийному работнику…