Знамя жизни - страница 4

С наружной стороны стекло было как бы залито блестящим тёмным лаком, и в глубине его Ирина видела свою плохо причёсанную голову, руки, подбородок, лежавший в ладонях, большие как будто чужие глаза…

Ирина думала о том, что вот уже пошёл второй месяц, как она с детьми приехала в Журавку, а трудно, оказывается, привыкнуть и к новому месту, и к новым людям.

Кажется, и работа у неё по душе, и директор гидростанции ценит её, даже даёт лошадей, чтобы ездить в Журавку, а на сердце неспокойно. Ирина хорошо понимала, что её приезд в это ставропольское село связан с той необходимостью, которая заставила Сергея покинуть родное верховье Кубани и уехать в Журавку, — не могла же Ирина с детьми оставаться в Рощенской, когда муж — в Журавке. Казалось, такую азбучную истину легко было не только понять, но и не думать уже ни о Рощенской, ни об Усть-Невинской, а Ирина не могла. Она терялась в догадках: почему ей трудно было привыкнуть к Журавке? Может, причиной было то, что здесь, в Журавке, ей сказали, что Сергей был ночью на мосту с какой-то Лушей, — впервые в жизни Ирина почувствовала, как горька и как мучительна — нет, не ревность, а женская обида на мужа.

А случилось это так. Мария Филипповна Дедюхина и Оленька Кумшакова сочли своим долгом сразу же познакомиться с женой нового секретаря райкома и не преминули явиться в дом Тутариновых. Часа два они говорили о том, о сём, о чём обычно говорят женщины, когда они ещё не знакомы близко. Мария Филипповна первая перешла на «ты» и, ласково глядя на Ирину, покровительственно сказала:

— Милая, Ирина Ивановна, или позволь проще — Иринушка! Мы с Оленькой так рады, что ты приехала в Журавку, так рады… Если тебе нужна какая помощь или дружеский совет — пожалуйста, мы с Оленькой, как старожилы здешние, всегда охотно тебе поможем…

Прощаясь, новые подруги не утерпели и под строжайшим секретом сообщили Ирине о том, кого видел шофёр «Заготзерно» ночью на журавском мосту… Ирина так быстро и так сильно покраснела, точно её кто-то неожиданно и грубо ударил по щекам. Трудно ей было промолчать. Она сжала за спиной кулаки, до крови закусила губу и ничего не сказала… Мария Филипповна, пожимая руку Ирине, подумала: «Закипела… Ничего, дорогая, крепись…»

Оленька вернулась от калитки и, заговорщически блестя постоянно смеющимися глазами, сказала на ухо: «Мужу — ни, ни, ни…» Насторожённо подняла красивую бровь, помолчала и ушла. И Оленька с её смеющимися глазами, и Мария Филипповна с её ласковым голосом стали так противны, а сказанные шёпотом слова: «Мужу — ни, ни, ни…» так обидны, что у Ирины по щекам покатились две крупные слезы, а в груди что-то сбилось в твёрдый комок, который ныл и ныл, болел и болел…

Хотя в тот же вечер, даже не подумав о предупреждении Оленьки, Ирина подробно рассказала Сергею о приходе женщин и о том, что они поведали ей под строжайшим секретом; хотя по весёлым глазам, по улыбающемуся лицу мужа она видела, что всё это — сплетни и что забыть о них нужно теперь же и никогда уже не вспоминать; хотя она, повеселев и успокоившись, смеялась, когда узнала от мужа, и кто такая Луша и как Сергей пришёл вечером к рисоводу Михайличенко, а потом с его племянницей ночью возвращался в Журавку, — и всё же и после этого крохотный кусочек той же ноющей боли так и застрял где-то в груди, да и не только застрял, а как будто что-то там прожёг, — так горящая искорка, падая на шёлковую ткань, оставляет на ней тёмный след…

Ирина видела в чёрном стекле свою задумчиво склонённую на руки голову и думала о том, что всему виной, очевидно, Журавка: жили бы они в Рощенской и не было бы этих глупых сплетен, — в Рощенской же нет ни Луши, ни поймы за рекой, ни моста… И ей казалось, что приезд в Журавку был причиной того, что она стала замечать и в себе и в муже такие перемены, которых раньше не замечала. Замечал их и Сергей.

Он как-то сказал:

— Ирина, и почему ты стала какая-то… не пойму!

— Другая?

— Нет, не другая, та самая… А вот что-то пришло к тебе такое… Или тут всему виной твоя коса — всё же зря ты её отрезала… После курсов ты приехала с завивкой да ещё не в Рощенскую, а в Журавку… Я уже думал: если бы вернулась в Рощенскую, а то сразу в Журавку и без косы.