Знание-сила, 1997 № 07 (841) - страница 2
Параллельно со словесным «беспределом» ширится и беспредел музыкальный. Я все стараюсь понять: другое поколение, другие темпы, другие ритмы, но когда тебе молотом бьют в уши, никакой нормальный человек этого не выдержит — он становится ненормальным. И я как-то стеснялся говорить об этом вслух, пока с наслаждением не увидел, что плечом к плечу со мной в борьбе за тишину встало французское правительство.
• Ренато Гуттузо. «Рок-н-ролл»
Летом прошлого года во Франции принят закон о том, что все личные музыкальные стереосистемы не могут иметь звуковую мощность выше ста децибел. Это первый случай в мировой практике, и сейчас там разгорается скандал, поскольку продолжается массовый ввоз во Францию радиоаппаратуры, которая, строго говоря, запрещена этим законом. Продавцы громкоговорителей аргументируют свою позицию тем, что никто не доказал, что громкий звук вреден, точных данных нет и так далее. Однако закон был принят по инициативе двух французских депутатов-врачей Жана-Франсуа Маттен и Жана-Пьера Каве. По их словам, они решились на этот отчаянный шаг, потому что «растет поколение дефективных людей». На производстве есть строго определенные нормы шума, выше которых нельзя подниматься, а в быту — полный произвол.
Большинство персональных магнитофонов выдает по сто — сто пятнадцать децибел, а некоторые — до ста двадцати пяти. Человеческий болевой порог слышимости — сто двадцать децибел, но это уже когда невмоготу. Врачи говорят, что при долгом прослушивании частичная потеря слуха происходит уже при восьмидесяти пяти децибелах!
Теперь идет склока с изготовителями: как измерять шум, который производит магнитофон, куда ставить измерительный микрофон и тому подобные юридические игры. Но уже первые более или менее научные замеры подтвердили: средний выход — около ста пятнадцати децибел, а максимальный достигает ста двадцати пяти — ста двадцати семи.
Наряду с замерами звука, сторонники закона провели обследование качества слуха у двух с половиной тысяч школьников: у одной пятой слух ниже нормального и явно просматривается корреляция с любовью к современной музыке. У тех, кто музыку не любит и не слушает, число нарушений слуха опускается ниже десяти процентов. Подобные исследования проведены и в Англии. Осторожные англичане не делают никаких выводов, но говорят, что лучше ограничить громкость звука девяноста децибелами и слушать музыку не более двух часов непрерывно и уж никак не больше сорока часов в неделю. Они подчеркивают, что действовать надо не запретами, а убеждениями.
С этим я, безусловно, согласен, но вот задумался: какие же надо организовать исследования и замеры, чтобы убедить во вредности загрязнений языка?
И еще об одном интересном сюжете, который я вычитал в зарубежной научно-популярной прессе. Японское правительство приняло закон о том, что надо охранять некоторые звуки. Есть ведь памятники архитектуры, которые охраняются государством, а чем звуки хуже? Я знаю, что японская компания «Сони» скупает во всем мире оригиналы музыкальных записей великих исполнителей. Полная коллекция концертов Сергея Рахманинова есть только у них, и экспертами там работают молодые ребята из Московской консерватории. Занятно все же: в Японии есть разумные люди, которым все это нужно, а у нас со всех сторон звучит: «Ты моя банька, я твой тазик»...
Так вот, принято решение охранять сто редких и очень важных звуков: шорох камыша, журчание ручья, стрекотание кузнечиков... К сожалению, по коротенькой заметке нельзя было понять, как они собираются это делать, но сам факт очень знаменателен. Значит, сверхкомпьютеризированные японцы думают об этом и, видимо, относят к истинным ценностям жизни человеческой.
Почему мне это кажется достойным внимания? Полтора месяца летом я провел с семейством в Эстонии. Родители жены ездят туда тридцать лет, а все мои дети — с нулевого возраста. Теперь это заграница, и попасть туда непросто. Надо получить приглашения, отстоять три раза по паре часов в консульстве и перетерпеть ночное стояние на двух границах в обществе таможенников. Но сосновый лес с грибами и черникой остался прежним. Финский залив все еще чистый и соленый, и дети за эти полтора месяца ни разу не вспомнили о телевизоре, с удовольствием жгли костры, а вечерами даже читали книги. Значит, еще не все потеряно?