Знание-сила, 1998 № 08 (854) - страница 14

стр.

• Сергеи Сергеевич Четвериков — один из основоположников эволюционной и популяционной генетики. Один из первых связал закономерности отбора в популяциях с динамикой эволюционного процесса

• Антон Романович Жебрак — крупнейший генетик. Основные труды по гибридизации, полиплоидии и иммунитету растений, филогении и биологическим основам селекции пшеницы и гречихи


В плену у времени

Дефицит свободы, политизация науки, замеченные Бэтсоном уже в 1925 году, в конце концов привели к разгрому генетики двадцать лет спустя. Но судьба генетики вовсе не уникальна. Лысенковщина, как теперь очевидно, понятие не видовое, а родовое, постигшее в той или иной мере каждую область советской науки. Было три рычага воздействия: постоянное идейное давление или надзор, индивидуальный террор и,Наконец, разгром, принявший в случае генетики форму погрома. Нет ни одной области советской науки, не испытывавшей вместе с другими или порознь этих трех способов воздействия со стороны власти. Два вышедших тома «Репрессированная наука» тому доказательство. Прежде чем разгром был учинен в генетике, он произошел в самом начале двадцатых годов в гуманитарных науках — философии, экономике, социологии, в ряде областей истории, демографии и даже в краеведении.

Суть Великого Перелома в области экономики состояла в ускоренной индустриализации и насильственной коллективизации. В области организации государства это сопровождалось резким усилением бюрократии и разбуханием репрессивных органов (ОГПУ-НКВД), ставших основным инструментом социалистической перестройки. Язык удивительным образом зафиксировал последнее. Возникла идиома, понятная только советскому человеку: скажите и сейчас, в конце девяностых годов, что этот человек «из органов» — и станет ясно, из каких. (Вспоминается забавный анекдот: врач-гинеколог стеснялся своей профессии и говорил, что работает в органах... Смешно и почти недоступно для перевода на другие языки.)

В области идеологии Великий Перелом сопровождался насильственным внедрением диалектического материализма, принявшего в конце концов в 1938 году форму всеобязательного партийного катехизиса — «Краткого курса ВКП(б)». В 1935 году Иван Петрович Павлов протестовал в письме в Совнарком «... А введен в устав академии параграф, что вся научная работа академии должна вестись на платформе учения о диалектическом материализме Маркса-Энгельса, — разве это не величайшее насилие над научной мыслью? Чем это отстает от средневековой инквизиции?»


«...Академик орет:

— Обезьяны! троглодиты! Постесняйтесь собственных генов!

— У нас, с вашего позволения, их нету: у нас не гены, а клетки! - отбрил его замдиректора. — Признаетесь в ошибках?»

Юз Алешковский.

«Николай Николаевич»


В письме, написанном ранее, через три недели после убийства Кирова, Павлов высказывался еще резче. Он призывал большевиков отказаться от наивной веры в мировую революцию и прекратить свой грандиозный эксперимент е неизвестным пока результатом, но «с уничтожением всего культурного покоя и всей культурной красоты жизни». И даже сейчас поражаешься смелости и провидению при чтении таких строк Павлова: «Вы сеете по всему культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм... Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы всю нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком без пропусков со всеми ежедневными подробностями, это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от которой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину с чудесно как бы вновь вырастающими городами, днепростроями, гигантами-заводами и бесчисленными учеными и учебными заведениями... Я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий». П исьмо кончается отчаянным призывом: «Не один же я так думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас. Академик Иван Павлов. 21 декабря 1934 года». (Эти письма впервые извлечены из архивов в 1989 году.) Все это писалось еще до Большого Террора 1937 года, до которого Павлов, к счастью, не дожил.