Знание-сила, 2007 № 05 (959) - страница 9
И все же сказывается исчерпание людских ресурсов, питавших рост крупных городских узлов. В 1950 году Московская агломерация делила с Парижской 4—5-е места в мире, к 1990 году она уступила 15 гигантам, а после 2015 года, видимо, уйдет из списка первых 30. Население России убывает быстрее, чем в Европе, за счет низкой рождаемости и особенно высокой смертности, вопреки притоку мигрантов из СНГ, Китая и т.д. По своей поздней, но быстрой урбанизации Россия примыкает к среднеразвитым странам, а демографически она ближе к Западу.
Назвать страну городской в западном смысле было бы по-прежнему неточно. Индустриализация с ее аппетитом на рабочую силу создала много новых номинальных городов и заставила расти старые во всех районах страны. Около 630 из 1095 российских городов возникло после 1917 года, каждый третий — после 1945 года. Как юные акселераты, они часто росли быстрее, чем успевали созреть, имея облик «промышленных деревень». Впрочем, дело еще в традиционной городской среде, застройке, пейзаже. Отсюда вопрос одной француженки, сошедшей с автобуса в центре старинного города на Золотом кольце: «И где же город?». То был просто перекресток дорог в окружении обычных изб; лишь силуэты монастырей на дальних холмах говорили об исторической роли места. Россиянин же, попав в крошечное французское (или немецкое, итальянское) поселение с плотной каменной застройкой, замком, оживленным мини-центром, примет его за город и удивится, узнав, что эта коммуна сельская.
Из 104 миллионов формальных горожан России, населявших (на 1.01.2006) 2454 пункта, около четверти составили жители поселков городского типа и малых городов, к которым у нас обычно относят те, чья людность не выше 50 тысяч человек.
Именно такие поселения чаще всего близки к сельским по своему облику и стилю жизни.
Чем они меньше, беднее и чем больше детей в семье, тем выше роль домашнего агросектора в самоснабжении. Садовые и огородные участки имеют по статистике половина городских семей, а со всеми иными категориями второго загородного жилья и участков — дач, наследных и покупных владений — не менее двух третей. Статистика занятости числит в сельском хозяйстве России менее 7 миллионов человек (10 процентов). Однако тех, кого фактически кормит земля, раза в два больше. Не крупные коллективные хозяйства, в руках которых 82 процента сельскохозяйственных земель, и не фермеры, а просто население, сельское и городское, производит в России более половины продуктов питания. За годы кризиса его вклад удвоился, оно дает 9/10 картофеля, 3/4 овощей, более половины мяса и молока. Значит, в городской стране с большими «постколхозами» люди сами кормятся от земли, совмещая это занятие с любым иным. Это хозяйство не всегда подсобное, оно бывает товарным и прибыльным в деревне, где у людей все-таки больше земли и где им помогают «постколхозы». Реальная структура занятий расходится со статистически урбанистической структурой населения.
Еще более важный факт: в сотне городов Европейской России две трети жилого фонда не имеет канализации, а в 200 с лишним городах ее лишена половина жилья. Это один из самых верных признаков жизни в «полугороде», ирреальной бытовой урбанизации. Даже в миллионных городах (без столиц) каждый десятый живет без нормального туалета и каждый пятый без горячего крана, если не устроил его сам. В целом каждый третий город страны — это скорее село, где преобладает частный сектор: одноэтажная Россия с огородом, скотом, птицей.
До 1960 года в Российской Федерации оставалось всего два города-миллионера. Теперь они выделяются еще резче, чем в СССР: там разрыв между ними и прочими центрами сглаживали Киев и Ташкент. Кроме того, за XX век усилился контраст между первым городом, ныне Москвой, и вторым, Санкт-Петербургом, с его, как принято говорить, «областной судьбой». Благодаря возврату столичного статуса и узловому положению в сети коммуникаций, включая авиасообщения, но вопреки сравнительной глубинности положения Москва перехватывала у града Петрова даже роль окна в Европу. Зато в России выровнялся ряд 15 —20 центров, следующих за лидерами и в известном смысле разобравших между собой столичный потенциал Санкт-Петербурга-Ленинграда.