Зной прошлого - страница 30

— Знаю, — откликнулся ротный, — за одной партой сидели.

— Видите ли, господин поручик, — оживился Цветан, — человек он, в общем-то, неплохой…

— Знаю, коммуниста хотел из тебя сделать…

— Какого уж там коммуниста… А когда же его отправят в Бургас, господин поручик? Ведь, кажется, есть такой приказ?

— А ты что, хочешь сопровождать его? — поинтересовался ротный.

— Нет, не хочу, — пробормотал Цветков, — нет смысла.

— Вот и я думаю, что нет смысла. Отправим, а суд возьмет да и оправдает его. И гоняйся за ним опять по горам. — Ротный пристально взглянул на своего подчиненного и твердым тоном, как и подобает начальнику, произнес: — Генерал Христов был здесь. Распорядился пленного сегодня расстрелять. И ликвидируешь его ты, таков приказ.

— Как, без суда? И почему я?

— Обсуждать здесь нечего. Приказ номер двадцать шесть вам известен, подпоручик. Через час доложите мне о выполнении. И помните — лично вы!

В полдень солнце в горах печет сильнее, чем в долине. Расстегнув воротничок и крепко сжимая автомат, шагал по дороге подпоручик. Позади под охраной двух жандармов шел пленный партизан. В нескольких сотнях метров от села Цветков приказал охране остановиться, а сам вместе с пленным прошел вперед. Он не хотел, чтобы были свидетели, тем более его подчиненные. В любого другого он и глазом не моргнув выпустил бы пулю. В бою у Дюлино он доказал это. Не зря его хвалил поручик Стефанов. Но сейчас пусть лучше охрана стоит в сторонке, чтобы никто не заметил мертвенную бледность его лица.

В какой-то момент в сознании Цонко блеснула искра надежды. Ведь они остались вдвоем, а вокруг лес. Сейчас Цветан развяжет ему руки и выстрелит в воздух. Там, за соседним склоном, место сбора отряда. Полетит туда Цонко как неудержимый ветер. Но направленное ему в грудь дуло автомата лишило его всякой надежды на спасение. Нет, он не стал просить пощады у того, кого раньше считал своим другом, а лишь гордо бросил ему:

— Жаль мне тебя, Цветан, до чего ты дожил…

— А ты до чего дожил? — оборвал его подпоручик, яростно давя на спуск автомата. И даже не взглянув на распростертое тело, торопливо зашагал по тропинке, ведущей к селу.

Охранники приблизились к месту казни. Ротный предупредил их: «Смотрите в оба, чтобы подпоручик не выкинул там какую-нибудь шутку».

— Мертвее не бывает, — сказал первый. — Смотри, как изрешетил, не пожалел патронов.

— А говорят, был ему другом, — добавил второй.

Крещение и миропомазание остались в прошлом. Цветан Цветков превратился в образцового офицера жандармерии, не раз получал благодарности от начальства и денежные награды. Почти после каждой операции его ставили в пример. В двадцать три года он стал отпетым головорезом. Подпоручику поручались теперь самые ответственные задачи, и его шефы были уверены, что он сделает все для их выполнения. Когда в Каблешково сжигали дома родных и близких партизан, поручик Стефанов доверил Цветкову командование одной из групп поджигателей.

Над Каблешково уже вились дымы нескольких пожаров, когда группа поджигателей во главе с поручиком Цветковым ворвалась во двор Стамата Немцова. Попробовали поджечь дом, трижды бросали внутрь связки гранат, но стены устояли. Строил бай Стамат свой дом, как только болгарин может его построить. Подбирал камень к камню, так что стали стены крепче гранита.

— Ты что, строил тюрьму или дом? — набросился на старика подпоручик.

— Дом строил, — ответил хозяин, — дом для детей, для внуков и для правнуков.

— Быстро собрать людей со всего квартала! — разгневанно приказал подпоручик. — Подроем фундамент, тогда и дому конец.

Жандармы засуетились и вскоре согнали во двор к Немцову большую группу крестьян с кирками и лопатами. Люди стояли под дулами автоматов, не смея поднять глаза на хозяина, и про себя проклинали жандармов. К другому привыкли они: если кто-то в селе строил дом, каждый старался помочь ему — еще дедами так было заведено. Как было сейчас поднять руку на дом соседа?

— Не бойтесь, соседи, копайте, — приободрил их бай Стамат, — крепко мой дом на земле стоит и не такое выдержит.

И вот уже и землекопы из сил выбились, и сами жандармы, засучив рукава, взялись за кирки, а дом все стоит, закопченный, с пустыми глазницами окон, стоит наперекор всему. Бросили внутрь еще несколько гранат — вновь безрезультатно. Притомившиеся жандармы по приказу подпоручика сели отдохнуть.