Золотая чума - страница 2
– Гражданин начальник, бля буду, человек валяется!
Конвоир тоже увидел лежащего.
– Может, беглый, гражданин начальник?
– Какой, на хрен, беглый! Тут, кроме нашего, никаких лагерей больше нет. А вы не дураки ведь бегать?
– Зачем же нам бегать? У нас скоро срокá кончаются. И вы могли бы с нами не ходить…
– Ладно, кончай болтать. Первухин! Глянь-ка, что с ним.
Один из зэков подошел к лежащему.
– Вроде геолог, гражданин начальник. Без сознания он. Истощен только – е-мое… Когда в сорок седьмом у нас из лагеря один в лес подался – его через неделю таким же доставили. О! Пулевая!.. Две пулевые раны! Кто ж его так… Гражданин начальник, а он не из той ли экспедиции, что проходила…
– Из той – не из той! Зэк – не зэк. Что делать – придется тащить. Берите-ка его.
Тут подал голос другой зэк, здоровенный детина:
– Гвоздь, слышь, вали его ко мне на плечи. Так сподручнее будет.
– Ого! Легкий-то какой… – С этими словами двое зэков закинули «находку» на плечи третьего – и процессия двинулась в обратную сторону.
Глава 1. С мертвых спрос короткий
В милицейском отделении царила обычная рутина. Все было как всегда, когда три вылета задержаны на неизвестный срок. Приволокли нескольких граждан, решивших скрасить ожидание чистого неба спиртными напитками и чересчур увлекшихся. Тут же присутствовали и постоянные посетители данного места – домодедовский поэт Игорь Панин и его друзья. Эти служители муз взяли привычку проводить свои поэтические шабаши в ресторане аэропорта. Сначала – чтение стихов, потом – творческие споры с упоминанием Евтушенко и Вознесенского, во время которых участники дискуссии иногда наносили серьезный ущерб ресторанной мебели и посуде. Одних объяснительных от этой компании хватило бы на издание небольшого сборника. Тем более, что сам Игорь Панин писал эти самые объяснительные исключительно гекзаметром. «Я, Игорь Панин, доставленный был в отделенье, взятый за то, что поспорил с придурком. Из Ленинграда. Он громко кричал, что Соснору никто превзойти не сумеет. Как ему было не дать по хлебалу?»
Начальник отделения был человеком культурным. Он аккуратно подшивал всю эту стихотворную продукцию в папки, но не давал делу никакого ходу.
– Ничего, может, потом за ними литературоведы будут охотиться. Есенин ведь тоже был не самым порядочным гражданином. Что с них взять, с поэтов?
Надо сказать, что в те времена поэты были примерно как сегодняшние поп-звезды. Они собирали стадионы – и писание стихов не считалось тогда признаком душевного заболевания. Задержанные в очередной раз поэты чувствовали себя в «гадильнике» вполне непринужденно. Они продолжали во весь голос вести дискуссии о литературе.
– Да что ты мне лезешь со своим Евтушенко? Кто он? Да никто! Просто…
– Эй, а ну не выражаться! А то поедете у меня на пятнадцать суток! – прикрикнул на них дежурный.
Поэты на секунду примолкли, но потом начали снова:
– А вот ты Высоцкого слышал?
– Да какая это поэзия? Крик и хрип.
– А за Высоцкого я тебе знаешь что сейчас…
– Я ж вам сказал: утихните! А то ведь, честное слово, отправлю на полмесяца улицы подметать…
В общем, обстановка в отделении была будничная и, можно даже сказать, душевная. И вот тут-то случилось ЭТО.
Двери отделения распахнулись и на пороге возник милиционер Агафонов. Он прибыл не один, а с добычей. Агафонов волочил за руку невысокого, но жилистого мужичка, удивительно похожего на хорька.
– Ну что ты мне руку ломаешь? Я и сам пойду! – орал тот.
При взгляде на задержанного сразу становилось понятно, какого рода рыбу поймал молодой милиционер. Руки мужика были изукрашены синими татуировками, свидетельствовавшими, что тюрьма – если и не родной его дом, то уж точно привычное пристанище. Лицо же Агафонова напоминало морду подростка-кота, который словил свою первую мышь и теперь несет ее, чтобы похвастаться маме-кошке.
Агафонов совсем недавно сменил зеленую армейскую форму на синюю милицейскую. Как все новички, он мечтал тут же переловить всех, кто кое-где у нас порой… По крайней мере, на вверенной ему территории аэропорта. Как и многим другим, ему пришлось убедиться: милицейская служба – занятие не самое романтичное. Скорее тяжелое, грязное и однообразное. Но кто ищет – тот всегда найдет. Вот улыбнулась судьба и Агафонову.