Золотая трава - страница 56

А ведь и впрямь кто-то есть снаружи. Ради бога, Мари-Жанн, необходимо разрушить белую часовню, убрать простыни и зажечь лампу. Что они скажут, увидев все это?

— Говорите тише. Это не мужчины, иначе слышался бы смех и крики. Но все же зажгите. Я сниму простыни и закрою кровать. Чужие не должны видеть, в особенности если это — соседи. И потом… Нечто говорит мне, что я должна впустить пришельца. Сердце начало у меня биться, словно бы оживая.

— Вот видите. Этого появления вы не ожидали. Возможно, оно-то и есть — хорошее предвестие.

Она вплотную прижимается к двери.

— Кто там? Кто вы такие?

У той, которая отвечает, голос звучит так громко, как если бы она уже находилась внутри дома.

— Я — Элена Морван, жена Корантена Ропара.

— Жена… Неужели это возможно! Я уже перестала вас ждать. Сейчас открою. Подождите чуточку. Я… просто не пойму, куда задевался ключ.

— Не торопитесь, Мари-Жанн Кийивик.

Мари-Жанн, запыхавшись, идет к закрытой кровати, вползает внутрь на коленках — головой вперед и разрушает белую часовню, заботливо складывая простыни по складкам, как если бы они только что были вынуты из шкафа. Дело идет быстро — складки еще не сгладились. Она убирает черные ленты, тарелку со святой водой — все похоронное снаряжение. И она с явным удовольствием шпыняет старого Нонну:

— Чего вы дожидаетесь, старый бездельник, почему не помогаете мне? Задуйте свечу, суньте ее под стол! Керосиновая лампа на посудном шкафу. Зажгите ее! Да поторапливайтесь! Не можем же мы в эдакий холод держать жену Корантена снаружи!

— Вот и отлично, — спокойно говорит Нонна, выполняя все ее распоряжения. Вам сразу стало легче, Мари-Жанн, вы уже и притворяться начали.

— Притворяться, я?

— Вы. Дверь вовсе не заперта на ключ. А щеколда не накинута.

Она сквозь зубы ворчит и забывает, что оставила кровать открытой, Когда лампа разгорается, Нонна видит, как она покраснела. Резкими жестами она старается привести в порядок свою одежду, прежде чем кидается к двери и широко ее распахивает. Перед порогом стоит высокая женщина в капоре, а за ней еще кто-то с опущенным капюшоном. Возможно, мужчина. Нет, еще одна женщина. Со своего места Нонна видит подол ее платья и на ногах у нее постукивающие желтые сабо.

— Входите же, Элена! Будьте желанной гостьей в этом доме.

Стоя на пороге, высокая женщина не двигается с места.

— Мне неудобно так поздно беспокоить вас, Корантен должен был приехать за мной в деревню и привезти меня к вам этим вечером. Так было условлено.

— Да, мы с ним условились. Входите!

— Но ведь, сколько мне известно, моряки не всегда вольны в своих поступках, не так ли? Вот я и управилась, как сумела. Со мной — подруга, которая захотела проводить меня к вам.

— Очень хорошо. Пусть и она будет желанной гостьей. Входите же обе.

Элена переступила порог, наклонившись, чтобы не зацепить за притолоку своим высоким капором, другая женщина скользнула в ее тени. Эта другая женщина рукой без обручального кольца так крепко сжимает края своего мужского капюшона, что лица ее почти не видно, всего лишь взгляд, и то она едва приподнимает веки, с тем чтобы тотчас же их опустить. Элена замечает возле лампы неподвижного старого Нонну, который не знает, как ему себя вести. Вдруг свет в комнате как бы удваивается.

— Не Нонна ли это Керуэдан?

— Это — я, — говорит пораженный Нонна, который совсем уж растрогался. — Но как?..

— Корантен мне и о вас рассказывал. Я не очень была уверена, но, когда Корантен говорит о ком-нибудь из своего окружения, начинаешь почти видеть того, о ком он говорит. Вот и получилось так, будто я вас уже раньше видела.

— Вот тебе и раз! — едва выговаривает старик.

Он — в восторге. Мари-Жанн Кийивик пожирает Элену глазами. Внезапно она чувствует, что ей необходимо что-то предпринять, иначе ей может сделаться дурно и сердечная тоска вновь ее обуяет. Ведь она все еще гнездится в глубине ее существа.

— Чего вы ждете, Нонна, почему не наколете дров? Разве не понимаете, что нам нужен хороший огонь, чтобы согреть этих женщин! Они достаточно намерзлись по дороге. За дело!

— Одним мигом, кума, одним мигом.