Золотая туфелька - страница 18

9.

Но разве не юностью пахнуло, когда альбом возлег на стол? Атташе в шифровке отчитался: удалось добыть фото и за предвоенные годки. Ведь жизнь в сегодняшней Москве совсем не так ярка, как до войны, и даже птица райская — Шан-Гирей играет не всеми красками... Хотя есть исключения из правил — к примеру, ее шарады в английском посольстве... За такое фото можно жизнь отдать: глаза горят и щеки, а челка, как у девчонки, сбилась... «Вы-хы (Уинни задыхается от страсти) запыхы... записали, какую шахы... шараду она предложила нашим остопыхы... остолопам?» Секретарь в смущеньи: «Ваше превосходительство, фиксировать разговоры вы не рекомендовали... — Черчилль чернеет — ...но тем не менее (секретарь с достоинством) нам известна шарада — pigtail* ...» — «Хырошая». Набросится на фото дальше. Каких там только нет!..

Вот Лёля лирически бредет бульваром — осень, морось... Вот — курит папиросу в мундштуке. А прищур янтарных глаз? Неужели видит, что в акации напротив, обняв шпионский кодак, шпик ловит кадр? Или жалеет, бедного, который мокнет не из тайны сердца, а за деньги?

Секретарь шепнет: «Снимок не вполне удачен. Она агента вычислила. И не хотя того — испугала. Предложила чай у себя дома. Сказала, потрепав ему вихры, — вы, бедненький мальчишечка, измокли. Следили за теткой перезрелой. Чай с печеньем вас вознаградит. А если захотите (татарские глазенки поиграли) остаться до утра, ведь комендантский час, — я монашенка, и у меня остаться не зазорно...» — «Шлюша! (Уинни не выдержит.) А ваш перец что? Небось закобелял за ней от счастья? Какой-нибудь Nastiony ему мало?!» — «Нет, ваше превосходительство. Он сказал, что спутал ее с кинозвездой Любовь Орловой» — «А она?» — Секретарь покашлял. — «Ну, рожайте!..» — «Дала пощечину. И приказала снимки засветить». — «Откуда тогда снимок?» — «Чудом спасся». — «Валяйте дальше» (Уинни запыхает сигариллу).

«Вот эту фотографию (объясняет секретарь) мы позаимствовали у одного из ухажеров. Как видите — Пушкинская площадь, снова бульвар, и, прислонившись к постаменту памятника Пушкину, наша героиня. Внизу подпись — Natalie» — «Какая, к ляду, Натали?! Ее зовут Элэночка» — «Тут, ваше превосходительство, тонкая игра. Ее поклонник намекает, что она прекрасна, как Натали Пушкина — жена поэта и, конечно, как заведено у всех поэтов — муза». — «Фах-фах-фах... (Черчилль — сигариллой) Что за ухажер?» — «Писатель» — «Имя?» — «Алекс Толстой». — «Но ведь он — не Лео? В смысле не автор «Войны и мира»? Я удивлен...» — «Ваше превосходительство, тот умер, извините, еще при батюшке-царе. А этот — писатель, как утверждают русские, хороший. Но, кажется, у нас его судили бы за плагиат. Общеизвестного Пиноккио он выдал за свое, лишь изменив фамилию — Baratinoff». — «Писатели вообще... (Черчилль задумчиво) летят на нее как мухи на конфитюр. Вы не находите?» — «Ваше превосходительство, вы правы, как всегда. Пожалуйте, взгляните на следующее фото...» — «Что за педик?» — «Хе-хе... Шутить изволили. Неужели не признали? Это Ромен Роллан...» — «И что же он пристроился так близко к Лиоличке? Он вдовец?» — Секретарь мотает головой, но сквозь вышколенную рожу проступает мысленная гадость «но ведь и вы, ваше превосходительство, не вдовы. А ваша Клемми, между прочим, регулярно пользуется услугами лучшей массажистки, чтобы с бедер, животика лишний жир...»

«Ты оглох?» — «Простите, сэр, задумался». Черчилль трубно: «Я спрашивал, почему педик Роллан льнет к Принцессе Крымской?» — «Кха... Ваше превосходительство, это продолжалось недолго. Когда он подстерег ее в фешенебельном отеле Москвы — в «Метрополе», она сыграла злую шутку — смущается де пить кофе с ним прилюдно, и назначила свиданье в люксе...» — «Ну а он?» — «Прискакал, как гимназист». — «И-и?!» — «Злые язычки взболтали сплетню до коктейля. Звезда словесности стоял посреди люкса, слушая, как за ширмами трудятся — судя по звукам — молодой самец и...» — «Кто же?!» (Черчилль вновь чернеет). «Некий Антуан Роланж — дипломатическая пустышка из Люксембурга — а с ним — исландская селедка без имени — в смысле машинистка из посольства Исландии в Москве. Костлява, но огонь-особа». — «А госпожа Лиоля?» — «Да она шагу туда не ступала. Впрочем, Антуан — ее приятель. Сделал, как она просила, — люкс на ключ не запирал. Ядовитая фразочка Принцессы Крымской про Роллана в тот же вечер облетела Москву: «Жэм ле зекриван, мэ жё нэм па ле trambambakhtel’ * » — «Хю-хю-хю-хю! (Черчилль задергал головой и бросил сигариллу на пол). Но — хю-хю — вы можете перевести это чудесное trambambakhtel’?» — «Нет. В словарях слово отсутствует (глаза секретаря сияют восхищением)». — «Слушайте, Джеймс! (Черчилль мечтательно) Да она — эта наша Принцесса Крымская — гениальна» — (ну уж ваша) — «Да, сэр».