Золотая удавка - страница 14

А Шура еще несколько минут сидел прямо на полу и смотрел на угасающий огонь, потом на завораживающее мерцание углей.

Мысли в его голове проносились причудливыми обрывками. Они были, казалось, обо всем и ни о чем конкретно.

Утро бледными жемчужными накрапами стекало по стеклу…

За окном было тихо. Казалось, все вокруг затаилось и чего-то ждет.

Мирослава встала рано. Разбила яйца и вылила их в миску, которую тотчас забрал у нее Морис.

Вздохнув, она принялась резать очищенный от шелухи лук.

Морис, глядя на ее слезы, уже собрался и лук сам нарезать, как вдруг она сказала:

– Шура после завтрака поедет в дом Бельтюкова. И я с ним.

Миндаугас кивнул.

– Я бы хотела, чтобы ты поехал с нами. Поедешь?

– Куда же я денусь, – усмехнулся он, – ведь вы – моя работодательница.

– Тогда взбивай яйца быстрее, – усмехнулась она. – Наполеонов, едва продрав глаза, затребует завтрак.

В подтверждение ее слов из коридора раздался голос Шуры:

– Мы завтракать скоро будем?

– Как только ты умоешься.

– Так я уже!

– Тогда режь хлеб.

– Эксплуататоры, – проворчал Наполеонов, беря в руки хлебный нож.

На кухне вкусно запахло жареным луком, ветчиной и скворчащей на сковороде яичницей.

– Ты какой сыр будешь, – спросила Мирослава, открывая холодильник, – голландский, белорусский, немецкий молочный тильзитер или сулугуни брянский?

– Мне все равно, – отозвался Шура, но потом опомнился и проговорил: – Лучше всего нарежь.

Морис и Мирослава обменялись понимающими взглядами.

– И нечего там переглядываться! – буркнул Шура.

– У тебя и на затылке глаза?

– А то! И вообще я вас насквозь вижу!

Ответом ему был веселый хохот.

– И чего смешного?!

– Представили картинку.

Около девяти утра Наполеонов сел за руль своей белой «девятки» и выехал со двора. Следом за ним последовала «Волга» Мирославы. На пассажирском месте сидел Морис.

Проводивший их пристальным взглядом Дон чихнул, почесал нос лапой и отправился досматривать кошачьи сны.

Первое, что они увидели, въехав в усадьбу, была огромная статуя рядом с воротами.

Морис, выбравшись из машины, долго ее рассматривал:

– Кажется, это Меркурий…

– Он самый, – подтвердил встретивший их Филипп Яковлевич Бельтюков.

Судя по его статной фигуре, выправке и гордой посадке головы, Мирослава решила, что Филипп Яковлевич – бывший офицер.

Хотя, наверное, бывшими офицеры не бывают…

Наполеонов предъявил документы и представил Мориса и Мирославу, назвав их детективами. И не уточнил, что детективы они частные.

Появление Мориса произвело неизгладимое впечатление на женщин, обитающих в доме миллиардера.

Миндаугас попросил разрешения осмотреть дом, ему любезно позволили, прикомандировав в сопровождающие хромого помощника садовника Осипа Белавина.

Красивый статный детектив мгновенно завоевал расположение Осипа тем, что спросил его имя-отчество и стал обращаться к нему исключительно как к Осипу Михайловичу, позволив называть себя в связи с молодостью просто Морисом.

Они комната за комнатой осматривали весь дом, не пропуская лестницы, коридоры, кладовки и прочие помещения.

Осип охотно разъяснял Морису их предназначение и незаметно для себя разговорился и об обитателях дома.

Первым делом он похвалил Захара Борисова, сообщив, что тот – человек ответственный, хорошо знающий свое дело и пользующийся доверием хозяина.

– А как Борисов относится к Бельтюкову?

– Как, как, – проговорил Осип, – со всем уважением, но без раболепства. Захар Петрович себе цену знает.

– А какие отношения у Борисова были с Евгенией Бельтюковой? – небрежно поинтересовался Морис, осматривая высокие окна гостиной.

– Как он мог к ней относиться? – удивился Осип. – Как к хозяйской дочке.

– Возможно, девушка нравилась ему?

– Шутите?! Захар Петрович – человек разумный, зачем ему неприятности на рабочем месте? Девиц и без Евгении Бельтюковой пруд пруди.

– Мало ли… – неопределенно протянул Морис, – все-таки брак с Евгенией…

– Брак?! – перебил его, захохотав, Осип. – Это только в сказках Андерсена свинопасы превращаются в принцев.

И, тотчас смутившись от вырвавшегося у него сравнения, проговорил:

– Я не это хотел сказать.

– Не волнуйтесь, Осип Петрович, я понял, что вы имели в виду, – Морис дотронулся до плеча старика, – и не в моих привычках передавать разговоры тем, о ком они ведутся.