Золото инков - страница 64

Командующий во всеуслышание заявил, что освобождает пленника от всех обязательств, связанных с выкупом, но добавил, что инке придется остаться в плену до прибытия новых подкреплений из Панамы, иначе испанцы не будут чувствовать себя в безопасности. Это было еще одно предательство, и его осудили даже некоторые испанские офицеры, считавшие, что инка должен предстать перед судом короля.

Отношения между индейцами и испанцами с каждым днем ухудшались. Атауальпа не скрывал своего презрения к завоевателям, бесчестно нарушившим свои обещания. А те, в свою очередь, все чаще поговаривали о том, что пора этого язычника отправить в преисподнюю.

Писарро соглашался, но не хотел брать на себя ответственность за убийство инки. Кто знает, как расценят подобные действия при испанском дворе? Вдруг враги и завистники представят этот мудрый шаг в совершенно ином свете? Лучше всего обернуть дело так, будто смертной казни потребовали солдаты, а командующий не смог воспрепятствовать этому.

«Разве я не жалкий пленник в твоих руках?» – Документ, основанный на лжи. – Гнусный приговор. – «Великодушие» по-испански.

Чтобы расправиться с инкой, нужен был только предлог. И он нашелся – поползли слухи, будто индейцы организуют заговор против испанцев. В округе Кито, где родился Атауальпа, якобы уже собралось огромное войско – двести тысяч человек, и на помощь ему явятся еще тридцать тысяч кровожадных людоедов-карибов.

Эти слухи распространялись и враждебно относившимися к Атауальпе сторонниками Уаскара, которых в испанском лагере было немало. Пленника ненавидел и переводчик Фелипильо, индеец из Тумбеса. Он прельстился одной из жен Атауальпы, а по законам Перу за подобное преступление против священной особы властелина смертной казни подлежал не только сам виновный, но и все его родственники. Но услуги, которые Фелипильо оказывал испанцам, были важнее, чем законы и обычаи этой страны; и переводчик старался изо всех сил очернить инку.

Франсиско Писарро допросил военачальника Чалкунима, но тот отрицал существование заговора и назвал эти обвинения злостной клеветой. Тогда командующий обратился к инке: «Что за предательство ты замышляешь по отношению ко мне, человеку, всегда так уважительно к тебе относившемуся и верившему твоим словам, как брат?» – «Ты шутишь, – ответил пленник, – ты вечно подшучиваешь надо мной. Как можем мы, я и мой народ, думать о заговоре против таких отважных людей? Не шути так, я прошу тебя!»

Но испанцы все мерили своей меркой и не могли поверить в невиновность Атауальпы, несмотря на клятвы пленника, чувствовавшего, как затягивается петля, приготовленная хитрыми чужеземцами.

«Разве я не жалкий пленник в твоих руках? Как я могу лелеять те замыслы, в которых ты меня обвиняешь, ведь я оказался бы первой жертвой, если бы началось восстание? И плохо ты знаешь мой народ, если думаешь, что такое восстание могло бы произойти помимо моей воли; в моих владениях даже птицы боятся взлететь без моего разрешения!»

Однако этим словам не придали значения в испанском лагере. Все чаще приходили тревожные сообщения: индейцы уже в Гуамачучо, они могут напасть в любую минуту. Больше всего испанцы боялись лишиться награбленного золота, а потому спали в полном вооружении и держали лошадей не расседланными. Патрули и сторожевые посты день и ночь бдительно охраняли лагерь.

Все чаще раздавалось требование убить пленника – иначе никому не будет ни минуты покоя. Особенно настаивали на этом Альмагро и его сторонники. И лишь некоторые конкистадоры, в их числе Эрнандо де Сото, возражали против убийства, не усматривая во множившихся слухах никаких доказательств виновности Атауальпы.

Тогда командующий отправил де Сото с небольшим отрядом всадников в Гуамачучо – проверить, действительно ли индейцы собирают свои силы в окрестностях этого города, и тут же начал судебный процесс против инки. Председателями суда были Франсиско Писарро и Альмагро. Назначили также прокурора, который был обязан следить за соблюдением государственных интересов и одновременно защищать подсудимого.