Золото прииска «Медвежий» - страница 7

Горные хребты с двух сторон нависали над распадком, стягивая его в узкий коридор, из которого, казалось, нет выхода. В небольших затонах стоял лед, и прозрачные острые пластины дрожали, подмываемые сильным течением.

Речка сбегала откуда-то из глубины ущелья, и ели смыкали неширокую воду выше и ниже по течению сплошной стеной. Глухое здесь было место, и мне становилось не по себе, когда я смотрел на Захара, задумчиво смолящего самокрутку.

— Слышь, Лунев, сходи погуляй. Посмотри, что там латыш с Кутузовым делают.

Я вздрогнул, тоже собираясь подняться, но Захар удержал меня движением руки.

— Посиди. Есть разговор. — Он дождался, пока Лунев отойдет подальше, и протянул мне кисет. — Закуривай… Я к тебе давно приглядываюсь, парень. Ты вроде свой. Держишь себя правильно, хотя и кличка у тебя мелковата. Малек… Ну да ладно, это ерунда. Поэтому я и говорю с тобой прямо. Надо, чтобы ты забыл про Илим. Нет здесь никакого золота! Пустышка оказалась…

— А Лунев? — невольно вырвалось у меня.

— Лунев оформит все как надо.

— Я согласен, — не раздумывая, отозвался я.

От гордости и крепкой хорошей махорки у меня

кружилась голова. Со мной, лагерной сявкой, вел деловой и уважительный разговор сам Захар, один из авторитетов лагеря. Я готов был согласиться на что угодно, лишь бы угодить ему. Захар поймет — я настоящий фраер и всегда заодно с ворами, а не какое-то колхозное фуфло. Кроме того, я хорошо понимал: кроме как молчать, нет у меня другого выхода. Слишком серьезной и опасной личностью был Захар, чтобы я мог ему не подчиниться.

— Ну откроют здесь участок, промучают людей, чтобы родной партии еще десяток килограммов ржавья дать. Не надо нам этого с тобой, правда, Славка?

Я кивнул.

— Благодарности, кроме дневного ударного пайка, все равно от начальства не дождешься, а ты для нас станешь теперь своим человеком. Если кто пасть откроет или покатит на тебя, приходи сразу ко мне… И поговори с корешком своим, Кутузовым, пусть тоже молчит. Передай ему, что паек вы лично от меня за ударный труд получите. Хлеба по буханке, махорки по три пачки, — Захар немного подумал и добавил: — Спирта бутылку на двоих. До воскресенья все получите. По рукам?

— Конечно!

Я пожал жесткую широкую лапищу Захара. От гордости и возбуждения у меня бегали по спине мурашки. Я вырастал в собственных глазах и пыжился, стараясь сохранить внешнее спокойствие.

Я переговорил с Мишкой, намекнув, что у нас теперь начнется другая жизнь, и он, конечно, тоже пообещал молчать. Насчет Лунева я не сомневался — Захар его сумеет обработать. Генка Лунев хоть и старый зек, но мужик трусоватый, прибитый лагерной жизнью.

По лагерям Лунев мыкался лет двадцать, попав в Якутию еще в тридцатые годы по контрреволюционной статье. За это время потерял все: семью, здоровье, зубы. Прошлой осенью у Лунева закончился срок, но ехать ему было некуда, и он остался на «Медвежьем» в качестве вольнонаемного мастера. Когда-то умный и интеллигентный инженер одного из горных трестов, он сломался в лагерях, потеряв вместе со здоровьем и остротой ума чувство собственного достоинства и уважения к себе. Геннадий Прокофьевич Лунев теперь откликался на кличку Лунек, и, говорят, выжил в войну только потому, что не брезговал рыться ив… помойках.

Словно окончательно поставив на себе крест, Лунев сошелся с расконвоированной воровкой Анькой Бусыгиной, тупой и вздорной бабой. Хотел заново создать семью. Анька даже родила ребенка, но жизнь Лунева от этого лучше не стала. Анька без меры запивала, гуляла с любым, кто поил ее, и устраивала дикие скандалы безропотному Луньку. Не выдерживая, Лунев собирал шмотки и уходил в общий барак, где жили вольнопоселенцы. Протрезвев, Анька снова забирала мужа к себе, так и продолжалось уже лет пять.

Лунек был исполнителен и хорошо знал свое дело. Лагерное начальство ему доверяло, но прибитый и всегда запуганный уголовниками, он не осмелился пойти против Захара. Хотя за сокрытие разведанного месторождения и добытого золота ему светил немалый срок. Впрочем, как и всем остальным из нашей компании.

Я так подробно рассказываю о горном мастере Луневе потому, что он единственный из всех нас мог, не рискуя, доложить начальству все как есть. Ради чего ему ловить новый срок? И никуда бы Захар не делся. Но Лунек в очередной раз оказался трусом, а нам, троим зекам — Слайтису, Мишке и мне, деваться было некуда. Мы варились вместе с Захаром в одном лагерном котле, и у него было достаточно возможностей, чтобы расправиться с каждым из нас.