Золото сечи - страница 21

— Стёпка — родной сын отца Арсения.

— Я не мастер говорить, — смягчил тон Игнат. — Ты меня выходила, поставила на ноги, за это я тебе благодарен.

— И всё?

— Чего ты меня пытаешь? — снова вспылил Сирко. — Я же калека. Не был бы я калекой, ты бы со мной так не говорила. Ты жалеешь меня, как жалела бы старую слепую собаку.

— Почему старую? — усмехнулась Дарья.

В следующий миг она встала, стянула через голову платье и легла на кровать, забросив ногу на бедро Игната. После этого Игнат уже не думал и не рассуждал. Зобик коснулся цветка, влажного от нектара…

Вдоволь насладившись друг другом, они лежали рядом и отдыхали.

— Теперь мы как муж и жена! — сказала Дарья.

"Интересно, тому, кто у неё был первым, она тоже так говорила?", — подумал Игнат.

— Твой отец никогда не благословит нас, — сказал он. — Это и понятно. Что я могу тебе предложить? Я даже себя прокормить не смогу.

— Давай убежим?! Ближе к Дону подадимся. У меня есть приданое, его должно хватить, чтобы купить там небольшой домик.

Игнат от удивления поднялся и сел на кровати.

— Если завести хотя бы один улей для начала, я мог бы ухаживать за пчёлами даже вслепую, — горячо заговорил он, но тут же осёкся. — Но у меня ведь даже одежды нет.

— А я могу делать свечи из пчелиного воска, — подхватила Дарья. — А одежду для тебя я достану. Не пропадём!

Игнат приложил ладонь к её щеке, затем лёгкими касаниями пальцев исследовал лицо — нос, губы, подбородок…

— Ты готова убежать с калекой против воли отца? — спросил он. — Почему? Ты молода и красива, от женихов, наверное, отбоя нет.

— Щекотно! — смеясь, увернулась от руки Игната Дарья. — И хватит уже всё время себя калекой называть! Подожди, я сейчас…

Она накинула платье, сбегала в свою спальню, достала из-под кровати свёрток — приготовленную заранее мужскую одежду, и вернулась.

— Одевайся! — сунула свёрток в руки Игнату.

— Сейчас? — удивился Сирко.

— А чего канитель[25] тянуть?! Когда ещё батюшка с ночёвкой уедет?!

— На чём же мы поедем? — спросил Игнат, натягивая штаны.

— Да на нашей же лошади и поедем. За отцом-то родственники усопшего приезжали, они и назад его привезут. А наша Зорька в стойле.

— Как ты всё продумала!

— А то! — усмехнулась Дарья.

Перед тем, как покинуть отчий дом, она открыла большой сундук в родительской комнате и достала оттуда, с самого дна, увесистый, туго набитый серебряными монетами мешочек — все сбережения отца. Подумав, прихватила оттуда и небольшой пистолет — пистоль — тот, что когда-то был у Игната.

Нижний Дон, октябрь 1775 г.

Венчаться Игнат и Дарья не пошли. При венчании ведь нужно исповедоваться. А как же исповедоваться? Рассказать, что без родительского благословения сбежали? Но соседи считали их мужем и женой. А как же иначе?

Приехала венчанная пара жить на новое место, и живёт себе — так думали станичники. Никто с расспросами к новым поселенцам не приставал.

В зиму брать пчёл было не выгодно, и Игнат решил отложить покупку до весны. Первый месяц с момента, как они с Дарьей поселились в купленном глинобитном домишке, он провёл за столярными работами — делал своими руками пчелиный улей. Вслепую это поначалу не получалось, дело продвигалось долго. Игнат ощупывал и гладил каждую дощечку по многу раз, прежде чем снять с неё очередную тонкую стружку, но упорно шёл к своей цели.

— Не мучайся! — сказала как-то жена. — Забьём поросят, продадим мясо, купим готовые ульи.

— Не в том дело, что легче, — ответил Игнат. — Нужно же мне как-то к жизни приспосабливаться.

После этого Дарья его всерьёз зауважала. Сама она тоже не сидела сложа руки — приходилось одной справляться по хозяйству: и свиней кормить, и корову доить, и сено в коровник носить, и навоз убирать… Но какой бы уставшей Дарья не ложилась в постель, мужу внимание уделить она не забывала.

В одну из ночей, когда шёл второй месяц их совместного проживания на новом месте, удовлетворённый Игнат готов был уже уснуть, как услышал, что Дарья, уткнувшись в подушку, шмыгает носом. Он обеспокоенно коснулся лица жены. Рука стала мокрой от слёз.

— Что случилось? Ты плачешь?