Золото Севера - страница 13
Едва поджарили муку и ссыпали ее в мешочек, как снова полил дождь.
Единственное утешение в такую отвратительную погоду — меньше комаров. Продукты были на исходе. Сейчас бы солнышка — не сидели бы, не мокли бы!
Степан Донатыч проснулся среди ночи, прислушался — дождь барабанит ровно и неутомимо. Зябкая сырость забирается даже в спальный мешок.
Утром — также мокрая дробь по палатке. Не хочется подниматься. От дыхания пар идет — холодно. Продремали до обеда. Наконец Степан Донатыч вылез из палатки и ужаснулся: коса, на которой стояла палатка, превратилась в остров, со всех сторон вода!
— Аврал! Нас заливает!
Дело нешуточное, медлить нельзя — вода быстро прибывает. Жора выскочил из палатки, даже ахнул от неожиданности. Скорей, скорей складываться! Сорвали палатку и кое-как свернули. Поток нес к островку толстую лиственницу, попытались схватить ее, чтобы по ней выбраться из воды, но куда там! Дерево вывернулось. Остается одно: Сухов вошел в ледяной поток, подняв над головой тюк со спальным мешком, сухими ветками и спичками. За Суховым последовал Жора.
Вода уже доходила до груди, вот-вот собьет с ног.
Добрались до берега. Уф! Ну и холод, все тело сводит. Разожгли костер. Согреваться, сушиться!..
Вдруг Жора вскакивает и с проклятиями начинает раздеваться. Степан Донатыч с недоумением посмотрел на него.
— Забыл на косе бутылку с диметилфталатом!..
Для Жоры комары были страшней медведя, ледяной воды, омолонских завалов, таежного голода, как и для начальника партии Кочевой.
Поток уже не перейдешь вброд. Пришлось туда и обратно добираться вплавь. Стуча зубами, Жора поставил на землю бутылку со светлой густоватой жидкостью.
— Спас!
А теперь поближе к костру, да скорее — кружку горячего-прегорячего чаю!
По пути Степан Донатыч и Жора несколько раз останавливались, искали обнажения пород, брали образцы. В среднем течении Карбасчана они встретили ущелье, которое, к счастью, простиралось вдоль маршрута. Если бы поперек, пришлось бы обходить, было бы потеряно еще два-три дня. Над ущельем проглянуло на часок солнце. Степан Донатыч успел рассмотреть смещения пород, взял интересные образцы.
Вьючный ящик заметно потяжелел. Сухов все чаще осматривал лошадь, все чаще вел ее в поводу.
— Милая скотина, мученица Циля, — поглаживал он лошадиную морду, — ты, наверное, проклинаешь нас за этот маршрут. Потерпи. На то воля ламутского бога и нашей начальницы Ираиды Кочевой.
…Снова сутки, затопленные дождем. К вечеру дождь прекратился. Надолго ли? А до устья Карбасчана оставалось еще километров тридцать пять. Наступила ночь. Но до сна ли теперь!
Быстро поужинали «жженкой» и — в путь. Выбрались на твердую почву и вскоре увидели следы — круглые, большие, глубоко вдавленные. Лось! Тропа сохатых.
По ней и пошли, хотя знали — на этой же тропе можно столкнуться и с медведем. Время перевалило за двенадцать. Над тайгой лежала серая, северная летняя ночь, похожая на мутный рассвет. Хорошо была видна тропа и следы сохатых.
С каждым метром убывали силы. Казалось, что уже прошли полсотни километров, а устье Карбасчана все еще не показывалось. Наконец Жора Рыло безмолвно опустился на землю.
Сухов все же взобрался на невысокую сопку, чтобы осмотреться. Какая неожиданность: за сопкой виднелась полуразвалившаяся охотничья избушка. Кое-как добрались до нее — и повалились на пол. Отсюда до устья Карбасчана было уже совсем близко.
Отдохнув, снова навьючили лошадей и вскоре увидели следы — следы человека.
— Наши ходили? — спросил Жора.
— А чьи же? Тут на полтыщи километров, кроме нашей партии да ламутов, никого.
— Нога маленькая, — заметил Жора.
— Наверное, Кочевой, ведь у нее сапоги тридцать восьмой размер! — обрадовался Сухов. — Теперь партия совсем рядом!
Друзья ускорили шаг, продирались сквозь кусты ольхи, перепрыгивали через коряги. Вот наконец место, где Карбасчан вливается в Омолон. Вот пригорок, но почему он пуст, безлюден? Следы палаток, пепел в яме, где зажигался костер, пустые консервные банки.
— Ушли! Опоздали мы, брат…
Степан и Жора тяжело опустились на землю.
И вдруг оба встрепенулись — на омолонском островке увидели палатку. На веревке висят брюки. Вытащенная на берег лодка привязана к дереву.