Золото собирается крупицами - страница 8
— Нет, Хажисултана-бая, — осмелев, ответил Гайзулла.
— Ха! Ха! А я-то, дурень, думал, что это вы с отцом так разбогатели, что завели целое стадо! — не унимаясь, похохатывал Нигматулла. — Тогда еще лучше! Давай одного теленка зарежем и наедимся вволю! У бая их вон сколько — он, наверное, давно считать перестал и не заметит пропажи!
Гайзулла, конечно, понимал, что Нигматулла шутит и на самом деле не собирается отбирать у бая теленка — тот живо найдет на него управу, но бродяга все скалил свои прокуренные зубы и уговаривал:
— Выберем теленочка поменьше, чтобы не так обидно было баю, если он не найдет его в стаде!.. Мясо съедим, а шкуру куда денем?
— А за шкуру Хажисултан-бай снимет твою шкуру! — неожиданно дерзко, сам не зная почему, сказал Гайзулла.
Он тут же пожалел о своих словах, потому что Нигматулла свел к переносью густые брови, изогнувшиеся навстречу друг другу, как две мохнатые гусеницы, и циркнул сквозь зубы.
— Кто тебя учил так говорить с человеком старше тебя? — В голосе Нигматуллы послышалась угроза. — Сам щенок, а лаешь уже, как большая собака! Лучше бы пас своих телят, а то убежал к отцу и забыл, у кого работаешь! Вот скажу баю, как ты бросаешь его телят, а сам бегаешь по лесу, он тебя по головке не погладит!..
Гайзулла испугался, что бродяга исполнит свою угрозу и тогда бай прогонит его. А может быть, это издевался над ним не Нигматулла, а сам хозяин горы, принявший его облик!
— Ладно, не смотри на меня волчонком! — неожиданно подобрел Нигматулла. — Как-никак нам скоро придется породниться… Вот разбогатею немного и вашу Нафису в жены себе возьму! А для тебя у меня всегда будут Сладости! На вот, возьми! — Он запустил руку в карман и вытащил горсть леденцов.
Гайзулла вспыхнул, хотел было промолчать, но это было выше его сил, и он крикнул:
— Не пойдет за тебя Нафиса, и отец не отдаст ее тебе! И мать не отдаст! И я не отдам! И не надо мне ничего!
— Ах, вот ты как заговорил, волчонок! — Нигматулла поднялся, упер руки в бока и с удивлением поглядел на мальчика. — Чем же я хуже других людей?
— Ты хуже!
— Говори!
— Ты сын вора! — уже как в беспамятстве кричал Гайзулла. — И сам вор!..
— Повтори! Повтори, что ты сказал! — бешено выкатив глаза, побагровев, заорал Нигматулла и схватил мальчика за горло. — Я тебе покажу сына вора! Я тебе…
Он хрипел и задыхался от ярости, а мальчик бился в его руках и дико вопил на весь лес, пока бродяга не зажал ему ладонью рот и не скрутил назад руки.
Гайзулла, почти теряя сознание, подумал, что это не рука бродяги душит его, а железные руки хозяина горы, что это его глаза горят звериным огнем, а из-под верхней вздернутой губы, как клыки, торчат грязные зубы. Гайзулла хотел крикнуть, молить о пощаде — не губи меня, хозяин горы, я не знал, что это камень твой, он где-то упал здесь и валяется в траве, я не нарочно, я отдам его тебе, — но не мог выдавить ни одного слова. Потом он увидел у самого рта пахнущую потом и карамелью липкую руку и что есть силы вцепился в нее зубами.
— А-а-а! — вскрикнул Нигматулла, на мгновенье выпустил мальчика из рук, но не успел тот сделать и шага, как он сильным ударом сшиб его на землю.
— Отец!.. Отец! — обезумев от страха, закричал мальчик.
Он пополз, быстро перебирая руками, в густую I траву, но новый удар опрокинул его на спину, и ему показалось, что солнце ослепило его, а стоявшая рядом сосна рухнула на него и накрыла плотной темнотой…
— Что ты делаешь, бандюга? Нигматулла отпрянул в кусты, но, узнав голос своего товарища, пришел в себя.
— Ты же убил его, дурак! — зло выговаривал подскочивший бородач. — Чем помешал тебе этот мальчишка?
Нигматулла стоял бледный и дышал тяжело, как загнанная лошадь.
— Я сам не помню… — хрипло выдохнул он. — Этот звереныш обозвал меня вором!..
— Ты сам зверь — посмотри на себя!
— Ты лучше скажи, Кулсубай, где ты пропадал? — сурово оборвал Нигматулла.
Кулсубай присел на корточки перед мальчиком, стал вытирать подолом рубахи его окровавленное лицо, но в глубине леса послышались чьи-то голоса, хруст веток, и он выпрямился.
— Пойдем, а то нам несдобровать! — Нигматулла потянул его за рукав.