Золотое дно - страница 2
Насчет волны, помню, говорили и про Красноярскую ГЭС. Дескать, если грянет землетрясение и плотина повалится, то при разнице высот между верхним и нижним бьефом в 110 метров рванет гора воды — по одним расчетам 32 метра, по другим 60 — которая снесет Красноярск…
«Так что же, есть опасения?.. — думал я, ковыляя в гору мимо прутиков багульника с серыми листьями, ярко красных, уже высохших цветков саранки, перешагивая округлые курумы, скользя по галечнику и по прилипшей к земле поросли малинового чабреца. — Или учения проводят на всякий случай?».
Отдышавшись наверху, я разговорился с угрюмым хакасом, одетым жарко для такой погоды: в деловом костюме, с бордовым галстуком на груди (явно едет в командировку).
— Вы не видели, какие скреперы работают в Гадаевском районе… горы земли катят… А на другом берегу монолит из бетона лепят, чтобы Саракан защитить. — И шепотом добавил. — Трясется плотина, ползет…
— Да быть того не может! — воскликнул я. — Я там бывал с первых дней, с перекрытия Зинтата. Там такой «зуб» у плотины! Никуда не поползет! — И даже похвастал. — У меня альбом фотографий тех времен.
— А я там работаю… — процедил хакас. — Скоро от водобойного колодца воронка останется… как от атомной бомбы.
Перед собравшимися на площадке появился солидный лысоватый мужчина в зеленой рубахе и пятнистых штанах-афганках, в кирзовых сапогах.
— Граждане! — начал он зычным голосом. — Мы приносим извинения, но вы должны понять: в двадцать первом веке надо быть готовыми ко всему. Панические разговоры о том, что паводок может сдвинуть плотину, смешны. Да, тают «белки», да, второй паводок, так сказать, но это не представляет никакой опасности… Да, недавно было в Китае землетрясение, но до нас волна дошла ослабленной… Короче, мы уверены в себе, но береженого бог бережет. Главное, вы должны знать: в случае объявления тревоги по линии МЧС немедленно перебираетесь на возвышения… ну, на гору, на скалы. И чем выше, тем лучше… желательно не ниже двухсот метров.
Он что-то еще говорил, но мне снова зашептал в ухо мрачный хакас, освобождая узел галстука:
— Жалели деньги в свое время — теперь и триллионы не помогут…
— А в чем дело?
— Долго объяснять.
Я спросил, не знает ли он Льва Хрустова.
— Кто же не знает Хрустова?.. — усмехнулся мой собеседник. — Голодает. Как будто это поможет делу.
И в ответ на мои расспросы он нехотя поведал, что Лева с товарищами, бывшими строителями плотины, лежат в одном из последних бараков старой Виры, возле сгоревшей подстанции, любой покажет. Конечно, их требования никто никогда не выполнит.
— А какие требования?
— Правительство в отставку… директора ГЭС в тюрьму… — хакас махнул рукой и пошел вниз, поскольку разрешили спускаться к дороге, к автобусам.
Когда мы доехали до Виры, он, ничего мне более не говоря, показал рукой, куда идти. Да я уже и сам вспомнил, где раньше была подстанция. Там рядом сверкал окнами в ночи деревянный клуб, где мы танцевали с девчонками в кирзовых сапогах… Господи, сколько? Лет двадцать прошло…
Вот оно, это серое, вросшее боками в берега эпохальное сооружение высотою в четверть километра, это из него низвергается с грохотом водопад, рождая в нижнем бьефе гигантский водоворот и взлетающие к небу облака слепящих брызг. Земля дрожит. Поневоле вспомнишь любимую частушку Левки Хрустова:
На краю правого берега, на пятачке, остались три черных узких барака. Один уже разобран, без крыши, без окон. Над другим вьются дымки из печей, а над ближним к дороге трепещет полуистлевший красный флажок. Ирония и опыт мне подсказали: вечный бузотер Левка в этом бараке.
— Есть тут кто? — входная дверь на крылечке открыта нараспашку и придержана кирпичом, чтобы не захлопнуло сквозняком, в коридоре на гвоздях висят велосипеды с колесами и без колес, цинковый длинный таз, какие-то веревки и тряпки. На полу поблескивает рассыпанный уголь, валяются осиновые и сосновые полешки. Все двери в комнаты — их штук шесть или семь — также распахнуты, хотя здесь, возле работающей реки, я бы не сказал, что так уж жарко. И непонятно, зачем в соседях печки топят.