Золотое колечко на границе тьмы - страница 36
Нельзя сказать, что я жалел свою обидчицу. Но все-таки… А главным образом я жалел себя. И Володьку тоже. Каково нам будет жить на свете, если до конца дней будем помнить, что погубили человека (пускай даже ведьму и злодейку).
По словам взрослых, у меня было "чересчур богатое воображение", и я отчетливо представлял похороны старухи. У ворот ее дома (с выбитыми стеклами и обугленными рамами) стоит молчаливая толпа. В руках у многих венки и букеты. Раздается заунывное пение, из ворот выносят длинный черный гроб, над краем которого – крючконосый бледный профиль с серыми космами и выпуклыми веками закрытых глаз. Но даже сквозь пелену век я ощущаю бельмастый взгляд старухи. Мы с Володькой в сторонке от всех жмемся к забору и боимся смотреть друг на друга и на людей…
– Доигрались, – горько шепчет Володька.
И это еще не самый худший вариант. Может случиться и так, что милиция догадается, кто виновники преступления. И тогда… Нет, нам с Володькой ничего, наверно, не будет – с третьеклассников какой спрос? Но ведь за маленьких отвечают взрослые! И что, если маму, как год назад дядю Митю, отведут в здание суда, окружат часовыми с наганами и прочитают приговор?..
Конечно, я твердил себе, что никто ничего не узнает и не докажет. А страх внутри меня твердил другое…
Сказать об этом Володьке я не смел. Ведь он так старался устроить партизанскую операцию! За мою обиду хотел отомстить! И теперь, конечно, не простит мне отступничества. Сочтет дезертиром и трусом. Открыто, может быть, и не скажет, но презирать в душе станет обязательно.
Володькиного презрения я не перенесу…
А тут еще – вот уж одно к одному! – взял я в библиотеке и разом прочитал Пиковую даму. Детское издание – крупный шрифт, цветная обложка, большой формат. На обложке – игральная карта со знаком пик и портретом дамы. Ну, дама как дама. Но потом, приглядевшись, я обнаружил, что дама она – только в верхней части карты. А в нижней – перевернутый портрет старой графини! И, естественно же, графиня – копия старухи.
Этого еще не хватало! Значит, она будет мне являться по ночам, как графиня являлась Германну?
Во всех этих событиях мне начала чудиться суровая закономерность. Я в то время много думал про судьбу (о которой часто, вздыхая, вспоминала мама). И теперь мне казалось, что замыслив суровую месть, я пошел против судьбы. Ведь, скорее всего, именно судьба тогда в саду наслала на меня старуху.
Сама ведьма была, конечно, зла и несправедлива. И заслуживала мести! Но что, если старухой водили высшие силы, которые хотели ее рукой воздать мне за грехи?
За какие?
Ох, было за какие. Хотя бы за краденую монету. И за то, что постоянно врал маме, будто сделал все уроки, а на самом, деле, не сделав и половины, убегал на улицу. И за то, что, получивши после долгого стояния в очереди семейный хлебный паёк, съедал на ходу привесок, а дома невинно говорил: "Не было". И за трусость, когда девчонки прыгали в кучу песка с пристройки, а я не решался, а когда, наконец, решился, икал после этого целых полчаса как "обморочный петух" (по словам Галки). Да если вспоминать все, с ума сойдешь…
Так я мучился целые дни, с утра до вечера. А иногда и ночью… Впрочем, не все время. Иногда тревога отпускала меня, и казалось, что все мои страхи пустые и дело кончится легкой встряской печи – как задумано. Так этой ведьме и надо! Но потом сомнения возвращались.
И я не выдержал!
Однажды днем, когда старуха ушла из дома, я снова прокрался на ее двор. И стянул со штабеля проклятое полено!
Я сбежал с ним в лог, чтобы там уничтожить смертоносный снаряд.
Я презирал себя и со стыдом думал: "Что будет, если узнает Володька? Он ведь такой догадливый!" Но в то же время было на душе великое облегчение.
Оставалось решить: что делать с поленом?
Сперва я хотел закопать его на глинистом склоне. Но тут же подумал: а что, если склон размоет дождем, полено кто-нибудь найдет и сунет в печь? Старуха-то – она хотя бы виновата передо мной, а тут пострадают совсем невинные!
Пустить полено по ручью куда глаза глядят? Но опять же – вдруг кто-то выловит? Оставалось одно – утопить.