Золотой дикобраз - страница 8

«Как же это так? — говорил он про себя. — Не может же все это кончиться вот так, бездарно. Нет, это кошмар, и я снова после пробуждения окажусь в Блуа».

Но прошло двадцать пять лет, прежде чем ему вновь удалось увидеть свой дом. А темноволосую свою, улыбчивую Бонн он никогда больше не увидел. Она умерла через несколько лет после его пленения.

Один за другим после внесения выкупа обретали свободу узники Генриха. Они прощались с Карлом, немного стесняясь своего счастья и сожалея, что он не с ними. Однако Карл был самым важным заложником, ибо мог следующим после дофина претендовать на французский трон. А дофин был очень хилым. Поэтому рано было отпускать Карла Орлеанского домой. Его переводили из одного узилища в другое. Из лондонского Тауэра, где он находился в полном заточении, в Виндзорский замок, предоставив в распоряжение дюжину комнат, кучу лакеев и всевозможные удобства. Затем его перевели в Понтефракт, где опять держали за семью замками. Именно Понтефракт Карл особенно ненавидел из-за климата.

— Что за страна, о Боже! — жаловался он своим слугам. — Даже солнце посещает ее так редко, как только возможно. Меня удивляют люди, живущие здесь. Они не узники, они свободны, и все-таки остаются здесь. Я предпочел бы быть псом во Франции, чем королем в Англии.

— Вы, наверное, просто замерзли, — возражали ему. — Может, вам принести теплое одеяло из английской или шотландской шерсти? Тогда вы согреетесь и почувствуете себя лучше.

— Да нет же, дело не в одежде, — искренне заверял их Карл. — Этот холод приходит ко мне изнутри, не снаружи. Шерстью его не одолеешь. Я носил уже эти глупые одежды и знаю. Я укрывался таким одеялом. — Затем он приказывал подать свой легкий элегантный шелковый костюм и снова съеживался от холода.

Шли годы, а он их как будто не замечал. В его сознании это был один длинный дурной сон, от которого он должен был однажды пробудиться. Надежда позволяла ему выжить, а способность отрешиться от реальности сохранила спокойный взгляд на вещи. И сам факт, что он находится в заключении, был для него не так уж важен, особенно после смерти жены, поскольку он всегда имел склонность к одиночеству и медитации. Но, когда Карл просыпался утром и вместо приветливого французского солнца видел в окне серые английские небеса, жестокая ностальгия, подобно приступу тяжелой болезни, сотрясала все его существо. Душа его нуждалась в пище. А пищей этой были горы и озера, солнце и звонкий смех французских девушек.

Юность прошла, проходила и молодость, а две страны по-прежнему враждовали, и вражда эта держала его здесь, в заточении. Много времени проводил он в молитвах о мире. Во всех своих бедах он винил войну. Первая и единственная битва преподнесла ему жестокий урок: война — это вовсе не красивое живописное представление, каким он рисовал ее в своих стихах. В действительности это грязный кровавый кошмар.

А за тюремными стенами тем временем кипели страсти. Англия, по-прежнему претендуя на французскую корону, вновь вторглась на территорию Франции и далеко продвинулась, вплоть до стен Орлеана, сметая все на своем пути, сжигая урожай крестьян и их деревни, разрушая города. Карл сидел, не выходя из своей комнаты. Невыносимо было для него слышать ликующие возгласы англичан, когда они поздравляли друг друга со скорым окончанием войны, с победой. И, кажется, это было действительно так. Дряхлый король Франции наконец умер, хворый дофин испуганно свернулся калачиком за мощными стенами Орлеана. Никаких шансов у него не было. Станет ли сильный король Хэл (уже другой Хэл — Генрих VI) также и королем Франции было делом месяцев, а то и недель. Но тут случилось непредвиденное. Сводный брат Карла по прозвищу Орлеанский бастард — прозвище, которое он с гордостью носил всю свою жизнь, — и деревенская девушка, вошедшая потом в историю как Орлеанская дева, возглавили оборону города. Им удалось переправить трепещущего дофина в Реймс[10], где тот был помазан священным елеем и коронован как король Франции.

Денно и нощно Карл возносил молитвы, умоляя Господа даровать мир многострадальной Франции. Но мир так и не наступил, хотя, благодаря энтузиазму и отваге Жанны Д’Арк и Орлеанского бастарда ход войны круто переломился. Очень важным оказался факт официальной коронации и помазания дофина в Реймсе