Золотой крест - страница 4

Близ ограды госпиталя, под раскидистой липой, осколком убило молодую женщину. Мальчик, не более трех лет, в темно-синем матросском костюме, ухватился за ее окровавленную руку и настоятельно требовал:

— Ну, мама, вставай же. А то опять прилетят... Мама, вставай быстрее.

Из Минска санитарный самолет доставил Александра Кузнецова в Москву, в госпиталь.

Припоминая пережитое, Кузнецов разволновался и уснул уже далеко за полночь.

А утром, когда солнце поднялось над крышей противоположного пятиэтажного дома и ярким решетчатым квадратом упало на койку Кузнецова, он тотчас проснулся. Сцепил над головой пальцы, развел локти в стороны, попробовал потянуться, но рана дала о себе знать.

«Какая тут тишь, — пронеслась первая мысль. — И не подумаешь, что идет война. А как там наши? Наверное, многие уже выбыли? Проклятый Гитлер. И когда он успел наготовить столько самолетов? Было бы их побольше у нас. Хотя бы еще столько, сколько имеем. Мы бы им показали».

Уборщица, протирая полы в палате, открыла дверь в коридор. Оттуда послышалось радио. Передавали очередную сводку Совинформбюро. Кузнецов прислушался. Назвали однополчанина командира экипажа, который за один день сбил два «юнкерса».

— Ну и молодец! — восхищался Александр Кузнецов, хлопая над головой в ладоши. — Вот это работа! Так с ними и надо расправляться. По всем законам советской авиации!

— Чему так радуетесь, молодой человек? — входя в палату и увидев сияющее лицо пациента, спросила вчерашняя знакомая женщина — врач. — Вам сейчас волноваться вредно.

— И как же не волноваться, доктор? Мой дружок сбил два «юнкерса».

— Ну и хорошо. Пожелаем ему счастья и новых удач.

Врач присела на кровать подле Кузнецова, отвернула обшлаг гимнастерки на левой руке, чтобы видеть циферблат часов, и взяла раненого за руку.

— Пульс хороший, — заключила хирург. — А как самочувствие? Говорите правду.

— Тоже хорошее.

— Свое решение не изменили?

— Не изменил и не думаю.

— Тогда будем делать операцию. Только скажите, каково ваше желание: усыпляться или нет?

— Без всяких усыплений.

— Уговоримся так: на врачей потом не обижаться.

Операция длилась более часа. Кузнецов чувствовал дьявольскую боль, но обязательство — вести себя, как положено, — нарушать нельзя. И он терпел, закусив губы, обливаясь потом.

Врач-хирург не появлялась в палате больше двух суток. По временам лишь подходила усталая сестра, измерив температуру, прослушивала пульс и назойливо спрашивала:

— Как самочувствие?

— Хорошее, — отвечал больной и тут же пытался узнать, что нового на фронте.

На третьи, сутки пришла хирург, мягко улыбаясь, осторожно спросила:

— Как ваша рана, молодой человек?

— А откуда мне знать? — сердито бросил Кузнецов. — Ее не смотрел ни один человек.

— Этого и не требовалось. Всему свое время...

Стянув одеяло с больной ноги, врач предложила:

— Попробуйте пошевелить пальцами.

«А вдруг не получится?» — быстро мелькнула мысль у летчика. И уже вслух он спросил:

— А рану я не разбережу?

— Не бойтесь.

Кузнецов осторожно пошевелил всеми пальцами сразу, потом большой из них выгнул круто кверху, а остальные — вниз, потом уже смелее проделал то же самое еще раз, удивленно посмотрел на врача и увидел, как в ее глазах заиграли искры. Она погладила летчика по курчавой голове и сказала:

— Вы с ногой, молодой человек.

— Спасибо вам, доктор, — поблагодарил врача офицер. — Вы для меня теперь как родная мать.

Накануне нового года младший лейтенант Александр Кузнецов получил назначение в новый полк, стоявший в Мокино, под Москвой. К одной радости — будет летать! — прибавилась вторая. За бои в первые дни войны летчику вручили орден Красного Знамени.

Полк, куда попал Александр Кузнецов, прикрывал воздушные подступы к столице. Авиаторы посменно круглые сутки патрулировали в окрестностях Москвы. В эти же дни офицера повысили в звании.

В феврале 1942 года летчика-истребителя комсомольца Александра Кузнецова приняли в кандидаты партии. В заявлении на имя секретаря полкового партийного бюро он писал: