Золотой лабиринт - страница 4

В переулке в центре города, где находилась его квартира, было тихо. Ни людей, ни проезжающих машин. Филипп глубоко вздохнул. Он любил такие летние вечера, когда можно мирно постоять на улице, наслаждаясь тишиной и спокойствием.

Темнело быстро.

Перед подъездом Филипп остановился, нащупывая в рюкзаке ключи.

Он приложил электронный ключ к двери и зашел в подъезд.

Его окутал полумрак.

Он поднялся по ступенькам на площадку, где находились почтовые ящики.

Что-то привлекло внимание Филиппа, и он подошел к ним.

Клочок белой бумаги торчал из его ящика.

Филипп открыл его.

Внутри лежал лист бумаги, свернутый пополам.

На тыльной стороне листа прописными буквами было написано – Смирнову Ф.

Сам не понимаю почему, Филипп обернулся на дверь подъезда, а потом посмотрел по сторонам.

В подъезде никого не было, но неприятное чувство, будто за ним наблюдают, шевельнулось в груди. Филипп прислушался, а затем быстро побежал по лестнице наверх, на четвертый этаж к своей квартире.

Оказавшись дома, Филипп бросил рюкзак на пол и прошел в комнату.

Он развернул лист и прочитал: «Филипп, приходи, пожалуйста, сегодня вечером на выставку в Музей частных коллекций, это очень важно! Только обязательно приходи, позвонить не могу. Коля.»

Филипп перечитал записку несколько раз.

Ни один знакомый Коля не приходил ему на ум.

Пришла мысль, что записка адресована не ему, но его имя на листе не давало шансов этой версии.

Этот Коля явно знал Филиппа и отправил записку именно ему, чтобы Филипп пришел.

Но, что за странный способ?

Если это кто-то из знакомых, почему нельзя было позвонить или написать смс-сообщение?

Странно.

А это означало, что Филипп обязательно вечером придет в музей.

Девушка торопливо шла по улице.

Тревожность нарастала с каждым шагом, а люди, идущие навстречу, вызывали раздражение.

Почему их так много этим вечером?

Она прижала к себе сумочку, в которой нащупывался плотный тяжелый сверток.

«Надеюсь, что все это скоро закончится», – думала девушка, подходя к большому освещенному зданию музея, у входа в который, стояла небольшая очередь.

Ей очень хотелось сейчас оказаться совсем в другом месте. Дома.

Она посмотрела на часы.

Надо будет немного подождать. Он может опоздать.

Девушка достала сигарету и закурила.

Люди, идущие к музею, не обращали на нее внимания, занятые разговорами, слышался смех.

Хотелось бы ей также праздно и легко проводить время вечерами, гуляя по городу и посещая выставки.

Девушка вздохнула, вглядываясь в каждого проходящего мужчину.

Ну, где же он?

С самого детства ей всегда хотелось быть кем-то другим.

Она обожала фильмы и с удовольствием представляла себя на месте героинь, воображая не той, кем она была в реальной жизни, а кем-то, кем она никогда не будет.

В своих мыслях она прожила сотни жизней, непохожих на ее настоящую: там она была счастлива, богата и не одинока.

Все ее детство прошло в сиротском приюте далеко от столицы, где она не испытывала счастья, не чувствовала, что любима, что ее ждут или считают уникальной.

Она была как все и не стремилась выделяться. Это запрещалось. Все должны быть одинаково одеты, одинаково воспитаны и одинаково несчастны.

И ненависть к такому укладу жизни нарастало в ней с каждым годом.

Ей были противны все вокруг – и педагоги, ломающие личности воспитанников, и сами дети, которые, словно овцы, шли на убой, позволяя калечить свои души.

Но все изменилось, когда ей исполнилось двенадцать лет. Одинокий добрый мужчина ее удочерил и увез в город.

Наконец, у нее появились дом и семья.

Но не друзья.

В новой школе, в институте, а потом на работе, она уже не могла открыться людям. В каждом она видела человека, который осудит ее мысли, ее поведение, ее внешний вид. Она боялась выделяться, высказывать свое мнение, страшилась опять стать бедной сиротой, оказаться в том проклятом детском доме.

Очередь перед музеем исчезла. Всех запустили внутрь.

На часах было почти восемь вечера.

Но он так и не появился.

Несмотря на лето, было прохладно.

Девушка выкинула окурок и зашла внутрь.

Выставка не сильно ее занимала. Она прохаживалась между экспонатами, рассматривая людей, а не древние артефакты.