Золотой рубин - страница 18

стр.

— Это вполне возможно, — соглашается Степан Иванович и добавляет: — А ты вот что… Попроси ребят, золосеевто, чтоб они шихту для него, черта этого, готовили особенно тщательно, не загрязнили бы ее как-нибудь, не подвели бы тебя.

— Я уж об этом и сам сейчас подумал, придется ребят просить, — вздыхает Данила Петрович.

— Ком! Ком! — орет Шульц на Данилу Петровича и Сеньку. — Всё разговаривайт, всё разговаривайт, а работать нет? Ком!

И Шульц направляется в составную. Данила Петрович и Сенька за ним.

У Сеньки кипело на душе, ему хотелось самому закричать на немца, сказать ему, что он дурак, что он не имеет никакого права кричать так на его тятьку, что тятька его лучший стекловар на фабрике. Но Сенька понимал, что этого ему делать нельзя, надо пока терпеть и молчать. Рабы они с тятькою, немец над ними сейчас господином поставлен.

А в составной их уже ждали. Не Шульца, а Данилу Петровича с Сенькою. Ведь они всегда в это время заглядывают сюда, чтоб осмотреть шихту, узнать, где какая лежит. Составители, или золосеи, как их называют на фабрике — а называют их так, видимо, потому, что они и золу просевают для поташа,

— всегда встречали Данилу Петровича с радостью: они любили и уважали его. Так они встретили его и сейчас.

— Данил Петровичу! Почет и уважение! — говорят они ему. — А это что за чучело с вами?

— Тише, ребята, тише, — предупреждает их Данила Петрович. — Это тот самый немец, которого генерал из-за границы привез. Он будет варить золотой рубин. Вы осторожней в разговоре при нем, он понимает немножко и по-нашему. Как бы он не разобиделся на вас за то, что вы чучелом его называете… Я вот что хочу вас попросить, ребятки: вы уж меня не подведите, готовьте для него шихту хорошую. Ведь я у него в помощниках, если что — я в ответе. Так что я вас оченно прошу.

— Да ведь мы и для вас всегда качественную готовим, Данил Петрович, зачем нас предупреждать, — говорят ему золосеи.

Шихта была приготовлена для варки разных сортов стекла: и для простого бесцветного, и для дорогого свинцового хрусталя, и для синего кобальтового, и для двух рубинов — селенового и медного, и для дымчатого топазного. Была тут шихта и для зеленого стекла, для двух желтых, обычного и канареечного. Даже были наряды на глухое белое и на оранжевое. На горшковых печах всегда так: никогда не бывает, чтобы варился один или два сорта. Каждый раз в каждом горшке особое стекло. Только опытный стекловар да составители могут разобраться, что к чему, только они понимают друг друга с полуслова.

— Какой мой шихта для мой золотой рубин? — снова заорал Шульц, теперь уж и не понять на кого — то ли опять на Данилу Петровича, то ли на ребят-золосеев.

— А тебе какая шихта-то нужна? — кричат ему в ответ золосеи. — Ты очень-то не дери горло, мы и сами кричать умеем. И ты нас не перекричишь, нас тут вон сколько, а ты один.

— Мой требовайт свинцовый шихта для мой рубин, — отвечает им Шульц.

— Ну так бы ты и сказал сразу. Вот в этом грудке как раз и находится шихта с примесью окиси свинца, можешь ее брать, если она тебе нужна.

Но Шульц сам брать шихту не желает, он показывает Даниле Петровичу на стоявшее в углу ведро и приказывает ему и Сеньке насыпать его шихтой доверху и нести за ним в лабораторию.

А когда они пришли в лабораторию с ведром шихты, Шульц отдает им новое приказание: высыпать шихту из ведра в стоявшее на столе фаянсовое корыто, а самим выйти в коридор и быть там до тех пор, пока он снова не позовет их. Данила Петрович и Сенька беспрекословно во всем ему подчиняются. Когда они вышли из лаборатории в коридор, Шульц повернул ключ в двери, заперся от них накрепко.

— Так, значит, — говорит Данила Петрович Сеньке. — Вот тут-то все и начинается, брат Сеня. Сейчас он начнет волшить, добавлять золото в шихту. Интересно, какое золото дали ему? Если песок, то тут проще дело, а вот ежели ему дали монеты, то он должен бы их сейчас рубить на мелкие кусочки, а потом уж засыпать в шихту.

— Тять, а дай я подсмотрю за ним, что он там делает, — говорит Сенька отцу.

— Да как же ты подсмотришь, когда он заперся от нас?