Золотой рубин - страница 31

— Обожглись, ваше превосходительство? Горячо очень? — забеспокоился бухгалтер.

— Да, горячевато слегка, — говорит ему Мальцев. И тут же спрашивает: — А вы сами-то тоже такой чай пьете здесь?

— Нет, я чай на работе не употребляю, я его пью только дома, — отвечает бухгалтер.

— Жалко! А чаек-то зело крепкий и вкусный, такого вам дома не подадут. Прошу попробовать, чтоб убедиться. — И Мальцев пододвинул стакан с чаем бухгалтеру. — Пейте, пейте, не стесняйтесь! А если брезгуете, налейте себе в особый. Прошу, прошу, прошу!

Бухгалтер сделал осторожный глоток, боясь, как бы не ожечься. И тут только понял, что за «чай» он подал генералу: в стакане была крепчайшая водка, сдобренная сиропом. И ему, как и генералу, стало ясно все. Значит, конторщики снюхались, надо полагать, с заведующим винным складом, тот им по дешевке и предоставляет водку, да еще с сиропом в придачу. И они и дуют ее вместо чая. То-то от них всегда сивухой так и разит, когда они входят к нему. А спросишь которого, он отвечает, что это еще со вчерашнего у него: вечерком, дескать, с приятелем по чарочке после трудов праведных выпили. А они, оказывается, на работе ухитряются нализываться.

«А я за них в ответе сейчас», — думает в страхе бухгалтер.

— Ну как чаек? Вкусный, не правда ли? — спрашивает у него Мальцев.

— Виноват, ваше превосходительство, мой недосмотр, — залепетал бухгалтер.

— Конечно, ваш, а не мой. У вас ведь они под началом. Но и они хороши, подлецы! Ишь что удумали, а? Но это им даром не пройдет. Я им покажу, как у меня на работе пить! Всех их пороть кучерам невмоготу, а человечек пяток я все же сейчас пошлю на конюшню. Надо только выбрать, какие самые большие запивохи, — говорит Мальцев.

Он подумал и говорит:

— Так! Первого туда надо послать архивариуса, он у нас из всего управления главный запивоха. К нему присовокупить этого… Ну, как его? Который у вас топливом занимается, этот, у которого нос всегда сизый?

— Гусаров, счетовод? — подсказывает бухгалтер.

— Во, во, он самый и есть. Он с архивариусом всегда вместе, дружки закадычные… Потом этих двух, тоже друзья неразлучные, которые у вас в торговом отделе сидят рядышком, один на входящих, другой на исходящих. У них носы пока только красные, но скоро тоже сизыми станут.

— Иванова и Лебедушкина?

— Да, да, их самых, голубей! И пятого вот кого присоедините к этой теплой компании… Синеокого. Он, по-моему, главный заводила всему этому делу, он большой приятель заведующему водочным и пивным складом: через него они могли такое количество водки доставать. А с тем, с заведующим складом, я после сам потолкую. И вызвать их сию же минуту сюда, я хочу им напутственное словечко сказать.

— Ваше превосходительство, но ведь Синеоков вольный, — говорит главный бухгалтер.

— Вольный? Ну вот я ему сейчас и покажу волю эту. Живо мне их сюда!

И двух минут не прошло, как все пятеро предстали перед грозными очами повелителя своего. Пятерка еле держалась на ногах. Конторщики, надо полагать, не по одному стаканчику «чаю» уже успели хватить. От каждого разило сивухой за версту. Но как бы они ни были пьяны, а увидев Мальцева, встретив его взгляд, сразу поняли, что на них надвигается гроза, только не знали еще какая.

— Ну, орлы, как живете-можете? Как вам чаек ваш пьется? А? Чаек знатный, я сейчас его ненароком попробовал, ну прямо чуть язык не проглотил, до того он вкусен! И вот мне сейчас подумалось, что для такого чаю должна быть и соответственная закусочка, а? Чайку вы попили и сегодня, как я вижу, а вот крендельков к чаю такому у вас, надо полагать, и не было. Так идите-ка вы живым манером на конюшню, там вам всыплют хороших крендельков, дадут закусить как следует. Марш, марш, живым манером!

— Ваше превосходительство, так не одни же мы пили, все пили и пьют, — пробормотал архивариус.

— А-а, ты еще разговаривать со мною захотел? — заорал на него Мальцев. — Ну в таком случае тебе отпустят кренделей двойную порцию, всем по двадцать пять, а этому полсотни. И горяченьких, прямо с пылу с жару! Распорядитесь, — говорит Мальцев управляющему. — И самовар с чайником из коридора убрать, никаких чтоб чаев этим подлецам, вплоть до того часу, пока я не сменю гнев на милость.