Золотой рубин - страница 46

— Это почему же я должен временить, цацкаться с жуликом таким? — спрашивает Мальцев.

— Да ведь еще неизвестно, как у нас с Сенькою дальше с рубином получаться будет. Вдруг затор получится?

— Ах, ты вот чего опасаешься! Ну так я этого не боюсь. Я уверен в тебе. Если у тебя первая проба получилась качественная, то последующие варки будут еще лучше. Я тебя как стекловара знаю хорошо, лучше, чем ты сам себя знаешь. С богом! Шагайте домой, а я сейчас этим Жульцем

Данила Петрович и Сенька вышли из дворца — и поскорее домой. Хоть сегодня во дворце с ними и ничего худого не случилось, а все же лучше подальше от него, спокойней как-то на душе становится, когда находишься вдали от него.

А Мальцев, как только они ушли, хотел сейчас же послать рассыльного за Шульцем. Но потом одумался.

«Нет, пожалуй, сейчас рановато это делать, горячусь я зря. Грач-то, пожалуй, прав. Надо действительно посмотреть, как дальше у него дело с рубином будет обстоять. А Жульца я всегда успею выгнать. Наоборот, надо приказать управляющему фабрикой, чтоб Жульцу дали отгул денька на три еще, чтоб в фабрику его не вызывали, дабы он не узнал, что там делает мой Грач, не мешал ему, переполоха пока не поднимал. Вот что надо сделать мне сейчас», — решил генерал.

А Данила Петрович и Сенька в это время уже подходили к дому и вели меж собою вот какой разговор.

— Тять, дай я закину этот рубль вон в ту лужу, — говорит Сенька отцу.

Данила Петрович хорошо знал своего сынишку: он понимал, что творится сейчас в душе Сеньки. Молодо — зелено, горяч он еще, как все молодые.

— Ну и что ты этим докажешь и кому? — отвечает он Сеньке.

— А то, что не хочу я его подачки этой, вот что! — говорит Сенька.

— А Мальцеву от того ни жарко, ни холодно. Он даже и не узнает, как ты с рублем его поступил. Нет, брат Сеня, этим ты ничего и никому не докажешь. Наоборот, мы эти рублики должны сохранить, чтоб потомкам своим показать, как нас «награждали» за наш каторжный труд властители наши, как нам жилось в тяжкие крепостные времена.

— А вот ту «награду», которую он приказал дать нам на конюшне своей, ты тоже сохранишь?

— Сохранится и она в памяти людей. Ведь такое творится на всей матушке-Руси сейчас. И позор падет не на одного только Мальцева. Ведь он не один такой зверь-самодур.

— «Позор, позор»! Что толку, что потом их этим позором твоим заклеймят? Мне бы сейчас с ним рассчитаться за все, что он утворил над нами, — горячится Сенька.

— Мало бы что тебе хотелось, да время еще для такого расчета не пришло.

— Да когда же оно придет, время-то это?

— Придет, всему свой срок, а дело к тому движется, — говорит Данила Петрович сыну.

— «Придет, придет»! Ты мне уже не раз такое говорил, а его, времени-то этого, все нет да нет.

— Нет, но будет, вот увидишь сам, — уверяет снова сына Данила Петрович.

А Сенька на эти отцовы слова только рукой машет. Хотя он и верит отцу, что время такое придет, но почему его нет вот теперь, сейчас?

На другой день Даниле Петровичу и Сеньке был дан наряд варить золотой рубин в больших горшках, сразу в двух. И опять Данила Петрович волновался, да и Сенька тоже, как бы не запороть какой горшок.

И какая же была у них радость, когда в обоих горшках рубин получился качественный — лучше и не пожелаешь!

— Сеня, кажись, мы с тобою и в самом деле научились варить золотой рубин, а? Ты как думаешь? — говорит сыну Данила Петрович.

— Ну конечно же, — с гордостью отвечает ему Сенька, забыв все свои огорчения и злобу на генерала.

Мастер, настоящий мастер всегда забывает все огорчения, когда ему удается сделать то, что нужно. А что Сенька будет настоящим мастером-стекловаром, в этом даже сам Данила Петрович, человек осмотрительный и робкий в суждениях, не сомневался.

На третий день им был дан наряд варить золотой рубин в четырех горшках. И бывает же так, что и на этот раз опять все получилось хорошо, во всех четырех замечательный рубин!

А в это время Генрих Иоганн Шульц спокойно прогуливался по улицам Дятькова, по аллеям генеральского парка и не чуял, что над его головой собирается гроза.