Золотой рубин - страница 51

Так было и нынче, в этот второй день пасхальной недели.

Но сегодня на роскошном праздничном столе генерала из всех хрустальных сервизов преобладал и господствовал золотой рубин его превосходительства. Бокалы и графины из него, вазы и фужеры, рюмки и стопки, нежно-розового и цвета голубиной крови, были главным украшением стола.

Пир шел своим чередом. Первые рюмки, как и положено у генерала, были наполнены его любимым церковным вином. И первый тост, конечно, произнес сам хозяин.

Тост генеральский, как и всегда, был краткий: Мальцев не любил многоречивых тостов.

— Ну-с, господа, ну-с, друзи мои! — сказал генерал. — С праздником вас всех поздравляю, с великим Христовым воскресением! Христос воскресе, господа!

— Воистину воскресе! — отвечали ему нестройным хором присутствующие за столом.

Дворцовый певческий хор, разместившийся на хорах, гаркнул дружно и ладно пасхальный гимн.

Потом все приступили к питию и закуске. На столе генерала было всего вдосталь и на всякий вкус. Лакеи во фраках и белоснежных манишках, при галстуках бабочкой неслышно, словно духи бестелесные, сновали вокруг стола, сменяли кушанья и приносили новые графины с водкой и разными винами, наливали бокалы гостям. И тосты произносились всё больше за здоровье генерала. Все курили фимиам своему повелителю, генералу, называли его благодетелем и кормильцем своим.

А еще бы им, приглашенным за этот стол, не курить ему фимиама! Уж кому-кому, а им-то он действительно благодетель и кормилец, им-то под его рукой не кисло живется.

Мальцеву наконец надоели славословия, он махнул рукой, чтобы прекратить все это.

— Хватит, господа, хорошего понемножку, — говорит он. — Я знаю, вы меня все любите, спасибо.

А теперь попрошу поменьше разглагольствовать, а побольше кушать да выпивать. Праздник есть праздник, после трудов праведных не грех и выпить-закусить. Прошу!

Все последовали хозяйскому приглашению. Тосты прекратились, но зато хмельные речи полились ручейками.

— А правда, господа, хорош мой золотой рубин, а? Вам как он глянется? Прошу обратить внимание на него, присмотреться к колеру и игре граней, — говорит он гостям.

— Рубин чудесный, лучше и не придумаешь, — отвечает генералу Сиротин. — А самое главное — он у нас идет хорошо. Заказы на изделия из него всё поступают и поступают.

И тут встал дьякон дятьковского собора, любимец генерала, отец Никодим. Он громогласно откашлянулся, поклонился генералу и говорит:

— Разрешите, ваше превосходительство?

— Что? Тост? Нет, не разрешаю, хватит с меня их! — отвечает ему Мальцев. — Вот если бы ты спел нам что-нибудь божественное или хотя бы полубожественное, тогда другое дело. А речей я уже наслушался вдосталь.

— Так вот спеть я и прошу вашего разрешения.

— Ах, ты спеть хочешь! Ну тогда валяй. Давай, брат, давай, мы тебя слушаем, — ответил ему Мальцев.

Дьякон снова прокашлялся, потом расправил свою окладистую бороду, провел по ней из-под низу вверх широченной лапой и, раскрыв огромнейшую волосатую пасть, запел:

— Зо-о-олотому рубину-у-у е-е-его пре-е-евосходительст-ва, ге-енерал-ма-а-айора Сергея Ива- ааановича-а-а-а Ма-а-альце-е-ева-а-а, бла-а-а-аго-о-о-одетеля и по-о-о-ильца-а-а-а-ко-о-о-ормильца на- а-аше-е-его, мно-о-о-о-о-ога-а-а-ая-а-а-а ле-е-е-е-ета-а-а-а-а-а!

Стекла в окнах генеральского дворца задрожали, стень, гулом отозвались от могучего дьяконского рева.

А сидевшие рядом с дьяконом вовремя спохватились, до гадались уши пальцами заткнуть, а то бы им и оглохнуть можно было от такого рокотания.

Все зааплодировали дьякону, когда он закончил многолетие золотому рубину, а Мальцев в восторг пришел:

— Ну, дьякон, ну, дьяче, спасибо тебе, брат! Разуважил ты нас всех! — говорит он отцу Никодиму. — Ах, господа, как я завидую ему! Надо же было господу богу наградить человека басиной таким! Да я бы за такой голос невесть что отдал, половину бы заводов своих!

— А я бы, ваше превосходительство, поменялся голосом своим с вашей милостью за одну Дятьковскую хрустальную, — пробасил дьякон.

— Га, га, га! — загрохотал генерал. — Ишь ты! А у тебя, брат, я вижу, губа не дура, знаешь, на что нужно менять, на самое доходное. А так как это ни в моих, ни в твоих возможностях, то давай-ка останемся каждый при своем. И пир продолжался своим чередом.