Золотой сон - страница 5

– Что вы говорите?

Кельвин еще некоторое время говорил какую-то малозначащую чушь, но вскоре женщина взглянула на часы и сказала:

– Извините, мне уже давно пора домой. У меня маленький сын, ему пора спать.

– Ох, простите, не буду вас задерживать.

– Да вы меня не задерживаете. С вами так приятно. Может, как-нибудь еще встретимся?

– Очень даже может быть.

Кельвин заплатил по счету, она взяла сумочку, собираясь выходить, но тут всеобщее внимание привлекла элегантная пара, вошедшая в бар – все посетители не могли оторвать от них глаз. Наконец женщина увидела свободный столик и направилась к нему. По пути она столкнулась с Кельвином, и, бросив на него быстрый взгляд, затараторила: «Простите пожалуйста…», – затем присмотрелась, близоруко щуря глаза, и воскликнула:

– Кельвин! Дорогой мой! Ты что здесь делаешь! – Кельвин поднялся. – Ты не к нам сюда приехал? А где Грейс?

– Она у моря, мы там дом сняли.

– А что же вы нам ничего не сказали? Да ну вас! Сегодня же звони нам, или просто приходи – поужинаем, тогда все и расскажешь! Ну, я полетела. Ждем звонка.

И она умчалась в сопровождении своего спутника. Кельвин устало опустился на стул, и сказал:

– Извините, вы видели, она мне рта не дала открыть, я просто не успел вас представить. Вечно она куда-то торопится.

– О, я ее знаю, – Кельвин удивленно взглянул на свою спутницу. – То есть, я знаю, как ее зовут – это же баронесса Рокбер, верно?

– Да именно она, с мужем. Они мои старинные друзья. Они живут здесь, недалеко, на Строуд Холл, у них дом – я другого такого нигде не видел.

– Да, я видела, это там, на холме. Выглядит очень солидно.

Он понял, что она в замешательстве, она явно поторопилась сделать о нем выводы по его одежде.

Кельвин поднялся: «Простите, вас, наверное, сын заждался.»

У книжного киоска в коридоре отеля он остановился и попросил: «Подождите секунду, мне надо сигарет купить».

Продавец не сразу нашел сдачу с фунта за газету и пачку сигарет.

Она взяла в руки книгу с прилавка и странно на нее посмотрела. «Ненавижу эту книжку», – сказала она.

Кельвин подавил усмешку и спросил: «Почему же?»

Она пожала плечами: «Словами трудно выразить, но не люблю – это точно. Не нравится мне, какого он мнения о женщинах ему кажется, что он все о нас знает.»

Он мягко ответил: «А может, так и есть?» – и заметил, что продавец тоже с интересом прислушивается к диалогу. Он протянул Кельвину его сигареты и газету, но не отошел от прилавка, а стоял рядом с ними, улыбаясь недогадливости женщины. Кельвин изо всех сил боролся со смехом.

– Вот, взгляните, – сказал он, – это новое издание получше оформлено, – он протянул женщине экземпляр книги.

Она раскрыла ее, и на минуту замерла, переводя лишь взгляд с фотографии автора на развороте на его же живое лицо перед собой, щеки ее при этом стали ярко-пунцовыми.

Наконец она выдавила: «Ради бога, извините, я не знала…»

– Ничего страшного, всегда приятно выслушать объективное мнение, – улыбаясь ответил Кельвин. Внезапно ему все надоело – весь этот балаган с мятыми брюками, глупые речи в баре, и в то же время ему почему-то стало жаль эту женщину, и, злясь на себя, он произнес, чтобы поскорее от нее отделаться: – «Давайте завтра пообедаем вместе, в час дня, тогда и извинитесь, если еще сочтете нужным. До свидания».

Вежливо помахав ей рукой, он вышел из отеля. Обернувшись на выходе, он увидел, что она по-прежнему стоит в неловкой позе, растерянно глядя на обложку книги, на которой выделялась белая надпись: «Одинокая луна». Кельвин Спринг.

Продавец улыбнулся и намекнул: «Это стоит двенадцать шиллингов и шесть пенсов, мадам».

Она вручила ему фунтовую банкноту и вышла с книгой подмышкой.

Кельвин взглянул на часы – уже половина первого. Сегодня он рано начал работать – где-то в половине девятого утра, и к полудню закончил первую главу – порядка четырех тысяч слов. Утро получилось плодотворным, подумал он, отодвигая пишущую машинку и вытирая полотенцем лоб – в комнате было душновато, поэтому он основательно вспотел. Ему захотелось ненадолго прилечь, закрыть глаза и отдохнуть, а потом перечитать написанное, как он это обычно делал – но времени не было, поэтому перед выходом он едва успел принять душ и переодеться. К тому же Грейс позвонила ему сразу после завтрака и сказала, что приедет в Колдминстер – а значит, о работе сегодня можно было больше и не мечтать. С раздражением он подумал, что могла бы Грейс дать ему и побольше времени, чтобы втянуться в работу, а не приезжать буквально на следующий день, хотя, подумав, он решил, что и сам хорош – нечего было назначать обед с малознакомой женщиной со смешной фамилией Кастаней-Смит. Он быстро принял душ, надел выходной костюм, сшитый у одного из лучших лондонских портных, и вышел на улицу.