Золотой выкуп - страница 14
Жалобы, поступавшие на казиев, разбирались также мировыми судьями. Из каждых трех казиев территории один назначался верховным казием, — он председательствовал на совете казиев, когда решалось запутанное, сложное дело.
Шадыхан-тура[26] трижды избирался верховным казием. В свои сорок лет Шадыхан-тура разжирел сверх всякой меры, поэтому ездить верхом не мог, а постоянно разъезжал в коляске. Большая чалма, розовый чапан, напомаженная черная борода придавали ему внушительный вид. Тура имел кое-какое образование, свободно владел персидским и арабским языками, любил поэзию. Был Шадыхан-тура мнительным, крайне осторожным человеком. Не любил открыто выражать своих мыслей. Но… очень любил взятки. Драл и с истца, и с ответчика. Будучи трусливым от природы, остерегался прослыть в народе несправедливым. Хорошо понимая, что должность казия дает возможность жить припеваючи и копить богатства, он боялся не угодить кому-нибудь, равно босоногому дехканину, баю или сановнику. Живя в постоянном страхе, не разлучался с четками и беспрестанно шептал какую-либо суру[27] из Корана.
Казалось, под шкурой нашего туры спрятались целых три человека: один — жадюга и взяточник, невоздержанный в еде и в мирских утехах; второй — трус и хитрец; третий — угодливый, богобоязненный книгочей. Все чти трое, казалось, то уживались мирно, то соперничали, поочередно вырывая друг у друга первенство.
Когда истцы, возглавляемые Намазом, появились у порога казиханы[28], верховный сидел в почетном углу на мягких тюфяках, поджав под себя ноги, на коих покоился живот; на животе же возлежала голова — так мудрейший казий Шадыхан всегда предавался возвышающим душу размышлениям. Но сегодня он думал вовсе не о высоких материях, вчера ему стало известно о пренеприятнейшем и прискорбнейшем происшествии в подворье Хамдамбая, и теперь, после обильного обеда, он с завидным усердием слал страшные проклятья Хамдамбаю и всему его роду. Да и как не сочувствовать беднякам (хотя бы про себя!), когда верховный сам боялся Байбувы как мышь — кота, когда даже при случайной встрече его покидали силы, ноги слабели и подкашивались сами собой. Казий прекрасно понимал, что во вчерашнем скандале виноват Байбува и никто другой, но тем не менее сейчас пытался представить себе такой путь, следуя коим он смог бы и успокоить бая и как-то облегчить участь черни. Но он не успел прийти к какому-либо решению: ступая на носки, в комнату вошел помощник казия Мирзо Кабул и доложил, что явились истцы.
— Вот как, — с трудом приподнял голову верховный казий. — Откуда? Кто такие?
— Работники Хамдамбая.
— Зовите, пусть заходят.
Казихана представляла собой длинное помещение, разделенное посередине на две части. Задняя половина комнаты была на пол-аршина выше передней, устлана коврами, поверху разложены атласные мягкие тюфяки, пуховые подушки. Там при разборе дел восседал верховный казий. Передняя половина выложена жженым кирпичом, застлана соломой, на которую наброшены шолчи[29].
Истцы один за другим вошли в казихану, опустились на колени и, положа на них руки, замерли.
Верховный казий степенно поднял голову, обратился к Мирзе Кабулу:
— Внесли ли жалобщики в царскую казну положенную мзду?
— Нет, мой господин.
— Пусть внесут. — С этими словами верховный казий нашарил под тюфяком четки из носорожьей кости, каждая бусинка которой была величиной со средний грецкий орех, и принялся отрешенно перебирать их. «Проклятый бай, — начал он молиться на свой манер. — Чтоб сам аллах тебя покарал! Легко ли этим беднягам? Дети у них у всех, хозяйство, которое надобно поддерживать в порядке. Но и мне нелегко, еще бы, мне, быть может, труднее, чем им всем, вместе взятым… О, всемилостивейший, помоги мне подобру-поздорову выбраться из этой неприятной истории, укажи верный путь…»
Истцы не знали, что прежде чем начнется разбирательство дела, нужно внести довольно крупный взнос: многие из них пришли сюда без копейки в кармане. После долгой возни кое-как собрали сорок таньга. Пообещав завтра же доставить еще сорок, они вместо подписи приложили пальцы в приходной тетради.