Золотые нашивки - страница 10
Команда знала об этой слабости своего капитана, и марки не один раз спасали провинившихся от страшных разносов, на которые Шведов был большой мастер. Поэтому матросы с «Алтаира» старались всегда иметь про запас, или, как они говорили, в «загашнике», какую-нибудь интересную марку, надеясь в случае необходимости смягчить ею гнев капитана. Но все знали, что маркой можно лишь смягчить разнос. Избежать наказания никому не удавалось. Шведов был неподкупен.
Капитан приехал домой поздно. Поднявшись на третий этаж, он открыл дверь своим ключом и тотчас же услышал голос жены:
— Толя, переодень туфли, а то грязи нанесешь.
Шведов послушно надел тапочки, вошел в комнату. Блестящий, намазанный лаком паркет, полированная до блеска мебель холодно отразили его фигуру.
— Есть будешь? — спросила из кухни жена.
— Нет, спасибо. Я обедал на судне.
Шведов уселся в кресло, взял телевизионную программу.
— У меня сегодня радость, Зинуля. Замечательную марку достал. Йеменская.
— Поздравляю тебя, — равнодушно отозвалась Зина. — Коварские звонили. Звали к себе. Пойдем?
Зина вошла в комнату.
— Опять «ящик» собираешься запускать, — сердито сказала она, увидев мужа с программой в руках. — Я его разобью когда-нибудь. Поговори хоть с женой.
Шведов бросил программу на столик.
— Алька где? — не отвечая на вопрос, спросил Анатолий Иванович.
— Алька с Геником ушла, — быстро сказала Зина. — Опять сегодня две пятерки из школы принесла. По математике и литературе. Умница.
Шведов взглянул на большой портрет, висевший на стене. Алька. Шестнадцатилетняя дочь Шведовых. Кумир в доме. Отличница в школе.
— Слушай, Зина. Что-то мне не нравится этот Геник. Уж очень часто Алька бегает с ним, — сказал Шведов. — Пореже было бы лучше…
Жена пожала плечами:
— Ты себя вспомни в ее возрасте.
— Так я же мужчина!
— Геник мальчик хороший, серьезный. Я не вижу ничего плохого в их дружбе.
— Смотри, мать, не прогляди дочку. Потакаешь ей во всем.
— Не беспокойся. Не прогляжу. Так пойдем к Коварским?
— Поздно уже, Зинуля, а?
Шведову очень не хотелось двигаться с места.
— Ну, как хочешь. Устал? У тебя все благополучно на судне?
— Как обычно. На днях уходим в плавание. Опять в залив. Туда — обратно, туда — обратно. Надоел мне «Алтаир». Необходимо перебираться.
— Это я тебе надоела. Не хочешь пожить дома как люди. Четвертую зиму сидишь на берегу, а куда мы ходим? Уткнешься в свои марки или в телевизор, вот и вся радость.
— Оставь, — раздраженно махнул рукой Шведов. — И охота тебе все одно и то же говорить? При чем здесь ты?
— А при том…
Шведов искоса взглянул на жену. Она все еще нравилась ему. Он любил пушок на ее верхней губе, коричневую родинку на щеке, длинные ресницы… В молодости она была очень красивой.
— Что ты так на меня смотришь? — смущенно спросила Зина, заметив взгляд мужа. — Постарела? Да?
Шведов встал с кресла, подошел к ней:
— Совсем нет. Ты почти такая же, как прежде. Вот только характер испортился.
Он притянул ее к себе, поцеловал в глаза.
Зина улыбнулась.
— Характер и у тебя не тот. Помнишь, что ты мне говорил в Одессе, когда мы познакомились? «Буду исполнять все твои желания, золотая рыбка». И что же получилось?
— Все так говорят, — усмехнулся Шведов. — Восемнадцать лет с тех пор прошло. Да и потом, я исполняю почти все твои желания.
— Я хочу, чтобы ты остался на «Алтаире».
— Слушай, Зина, — устало сказал Шведов. — Ты должна понять одно. Если я останусь на баркентине, то погибну, как капитан. Отстану от жизни. Все новое, что есть сейчас на флоте, пройдет мимо меня. А я буду сидеть на «Алтаире» и любоваться парусами. Глупо ведь? И потом материальная сторона…
— Я хочу, чтобы ты был дома, — упрямо проговорила Зина. — Денег хватит. В конце концов, я пойду работать.
— Вот что, — в голосе Шведова послышались недовольные нотки. — Я проплавал на «Алтаире» без малого пять лет. Работал с душой, отдавал все. Теперь хватит. Надо подумать и о себе. Я не хочу деквалифицироваться. Вот так. А ты не горюй. Будешь приезжать ко мне каждую стоянку. Ну, вспомни, как это бывало раньше.
— Знаю я. Приеду на три дня, из которых два с половиной ты будешь занят и не уделишь мне ни минуты внимания. Комиссии, осмотры, гости. Только на стол накрывай да посуду мой. Разве это жизнь?