Золотые ворота. Черное солнце - страница 49

— И давно?

— Сразу же, как только Надийку на фронт проводил.

— Вот оно как…

Вдруг скрипнула калитка — во двор зашел сын Юхима Ковтуна Микола. Богатырского сложения, высокий, с чернявой шевелюрой, он был точным подобием отца.

— Якимович, — как в бочку загудел ранний гость, — как тут у тебя после небесной карусели? Жив, здоров?

Микола был соседом Химчуков. Как и старый Юхим, он издавна дружил с Гаврилой Якимовичем. Еще мальчонкой привел его отец в депо и определил в науку к Химчуку, у которого, по общему признанию, была «легкая рука». Черночубый подросток за несколько лет отменно овладел профессией слесаря, хотя более всего влекли его к себе машины. Из него наверняка вышел бы отличный механик, но Микола решительно не захотел поступать на рабфак, так и остался в депо кадровым рабочим.

— Эге, Якимович, да у тебя гости! — показав два ряда крепких белых зубов, Ковтун раскинул могучие ручищи и сгреб ими Олеся. — А ну, рассказывай, бродяга, где тебя носило? Какие новости в нашем селе?

— Новости всюду теперь одинаковы, — ответил Олесь. — В селах почти не осталось мужчин. Колхозники горюют: урожай на косу просится, а убирать некому… Хату ваши так и не достроили. Сруб поставили, стропила возвели, а слеги положить не успели. Решили кончать после войны. Дед Юхим тоже в Киев собирается. Война до осени вряд ли кончится…

— Да это как сказать, — многозначительно усмехнулся Микола. — Хотя карусель и завертелась от Балтики до Черного моря, но ведь и наши маршалы не лыком шиты. Вот соберут свои армии в кулак да как двинут! За неделю фашист и дух выпустит.

Микола говорил уверенно, как говорили и думали тогда тысячи простых тружеников. Первые успехи гитлеровских войск объяснялись внезапностью нападения и расценивались как временные. Со дня на день народ ждал перелома в событиях на фронтах.

— Скажу вам по секрету: скоро-скоро мы услышим такое… Вот заманят наши фашистов до старой границы, а там такую карусель закрутят, что даже в Берлине жарко станет. Вот увидите! Тут один машинист наш высокое начальство возил, от него и услышал эти сведения.

— Что ж, дай-то бог, — вздохнул Химчук.

— Ну, трогаем, Якимович, ковать победу, — взглянул на часы молодой Ковтун. — А с тобой, путешественник, мы вечером потолкуем.

Несмотря на печальные вести, на душе у Олеся все же было тепло и легко. Да и кого не охватывает волнующее чувство при встрече с родными местами после длительной разлуки! Но это настроение сразу же улетучилось, как только он переступил порог комнаты. Вырванные оконные рамы, сорванные шторы, всюду осколки стекол вперемешку с обрывками бумаги на полу…

Хмурый, отрешенный прошел Олесь в свою комнату, заполненную полумраком. Лишь один тоненький, как карандаш, солнечный лучик проникал сквозь дырочку в одеяле, которым было завешено окно. Приглядевшись, он увидел стеллажи с ровными рядами книг, стол, кушетку. Все тут было как и месяц назад, когда он оставил дом. Томик Достоевского, как и тогда, лежал на столе, словно ждал возвращения хозяина. Даже настольная лампа с голубым бумажным абажуром стояла на подоконнике точно на том же месте, где он поставил ее в последний вечер. Ему подумалось, что чья-то рука намеренно сохраняла здесь все до последней мелочи так, как было при нем. Он устало опустился на плетенный из лозы стул, даже не подумав снять одеяло с окна. Закрыв глаза, посидел какое-то время, словно обвыкая, а когда раскрыл их, увидел под настольным стеклом фотографию. Отвернул уголок одеяла — с фотографии на него глянули до боли родные мамины глаза. Она смотрела нежно и скорбно, словно прощаясь. На белом поле прочел размашистую надпись: «Сыну на память в день моего сорокалетия. 23 июня 1941 года».

— Боже мой! — застонал Олесь и закрыл ладонями лицо. — Неделю назад ей исполнилось сорок. А я даже не удосужился поздравить… Как же я мог?! Ведь знал, чем она ради меня пожертвовала в жизни…

Поездка в полтавское село была для Олеся полезной во всех отношениях. В течение месяца он не выпускал из рук то пилу, то топор, то лопату или косу. Зять Ковтуна как раз строил новую добротную хату, и лишний, пусть и не на всякую работу пригодный работник был для него прямо-таки находкой. Физический труд, свежий воздух, будничные заботы оказались для Олеся хорошим лекарством от всех душевных недугов. Но самым ценным было то, что поездка эта открыла ему глаза на сокровенные тайны, о существовании которых он прежде даже не догадывался.