Зона любви - страница 15
«Дыша духами и туманами…»
Ну! и что это за запашок такой, прости господи, парфюмерно-влажный…
«Ты это о чем поешь… так красиво?» — спросили поэта в лоб.
«О России…» — ответил поэт, потупясь.
О, как! Еще всякие исповеди у них культивировались, да молитвы, да трепыханье свечи на столе… и все в ночи!.. А уж про любовь, какой пурги нагнали!
Прозаики врали реже. Эти норовили правду-матку врезать. Обличали часто… в основном других.
Идейные врали без меры. Вот уж у кого вранье на потоке стояло. Оно и понятно: у них задачи глобальные. Господство — так мировое, разум — так вселенский, а счастье, бля — всеобщее… А на деле, те же тараканы и мусор. Только глобальные.
Даже Бог-человек однажды не удержался, — соврал. У Царя Небесного ему, вишь, вина попить захотелось… Впрочем, он притчами все изъяснялся да иносказаниями… А что он конкретно имел в виду? Лично я до конца так и не понял. Вот ежели б он сам все записывал, да издал потом, без всяких посредников: редакторов, цензоров и прочих жуликов… тогда, быть может, ситуация прояснилась… А так… только общее направление мысли угадывается.
Для того, что бы поврать от души и с пользой, (ради рода человеческого, естественно) искали единомышленников. Объединялись в семьи, кланы, общины и прочие тайные кружки.
Врали годами, поколениями, тысячелетиями…
Врали мощно и убедительно. Целыми народами.
Врали самоотверженно, отдавая судьбы и жизни за чей-то беззастенчивый треп.
И оттого в природе много чего непонятного творилось…
Были, конечно, единичные кладоискатели правдолюбы. Но их тут же обнаруживали и ставили к стенке. Или распинали… или сжигали в костре. А потом, в силу генетики и вышеописанного наследственного груза, все удачно запутывали и толковали по-своему.
Так что, моя интуиция правильно рассудила: нечего тратить лучшие свои годы на всякие выдумки. И без меня, как выяснилось, этих врунов виртуозов выше крыши, а баек-легенд — море разливанное.
Пусть как было, так было. Чего уж. Хуже чем ты есть, наплести вряд ли удастся; лучше — скучно получится. В общем, так: «Молчи, скрывайся и таись» — не наш принцип. Наш принцип: «Хватит, мужик, прикидываться — колись!»
Народ у нас, в общем, и целом, правду все-таки ценит, — поймет. А Бог, вообще, все видит и слышит. Изнутри и снаружи. Мне так кажется… А ему-то к чему твои враки…
Так что, хватит трепаться, выпей пивка и иди работать. Мостить дорожки и возводить стены.
Интуицию назначаю бригадиром.
10
Вот с чего я начал:
разучился сочувствовать себе самому!
Начнем с самого удивительного: я родился.
Первые лет пять можно опустить из-за туманной их неопределенности. Дети, конечно, божьи создания, цветочки, ангелочки и все такое… Однако. Я бы не торопился с оценками. По-моему, такие же сукины дети, как их родители, только маленькие. И чего умиляться, что безгрешны они и чисты… Чисты, — потому что мамка купает, а безгрешны, — потому что грешилка не выросла.
И еще… Некоторые граждане любят повздыхать: «Детство… о, детство! Ё-мое! Все мы родом из детства…»
И слеза наготове…
А у меня так ничего особенного там не было — глупое, довольно и бестолковое…
А уж об отрочестве и вспоминать не охота. Тыкался, как кутек, в разные тупики. И из всех чувств сохранилась какая-то тотальная неудовлетворенность и тотальный же стыд. И еще удивление: туда ли я попал?
Единственная радость в ту пору — дрочить научился.
Я всё прикидывал, временное это непонимание, или как?.. Когда же туман рассеется?.. Что там, за горизонтом?
Зря я туда торопился…
Всё проходит. Мир стал раскрываться… и тогда… такое обрушилось! Такие начались открытия!
Не было ни одного, самого завалявшегося комплекса, чтобы я его не подцепил… Букет комплексов! Икебана… Знать бы только, что за умник икебану ту сотворил!
Первый и основной, — это уж как в совковом монастыре завелось — традиционный комплекс неполноценности. Русский народ меня поймет. Этот комплекс, добытый в боях, взлелеянный, вскормленный на груди великодержавной империи, надо давно уже сделать символом нации. Этот комплекс пожизненный великий масштабный и всеобщий. Правда, восславлять и петь дифирамбы ему я не стану. И без меня старателей целые артели. Не одно поколение мастеров российской словесности перья поломали, исследуя его дохлое тельце и темную душу. Все эти Акакии Акакиевичи, да Смердяковы с Фердыщенками и прочими «униженными и оскорбленными» в зубах навязли… И ничего, кроме брезгливости, у меня лично не вызывают.