Зона любви - страница 7
Лучше б мне порнушку тогда показали. Да в танцевальный класс определили, ногами крутить. Или юнгою на корабль…
А тут… я и Достоевский со своими похабными текстами! Они ж засасывают…
Когда я вынырнул из этой роскоши, наблудившись до умопомрачения — меня в армию замели. С моей восприимчивостью, бесформенностью и кучерявостью — лучше места еще никто не придумал.
Там я всё это изобилие благополучно утерял.
Вернее оставил. Но зарыл глубоко, до времени…
А Достоевский выжил. Он оказался сильнее.
А знаете почему?
Всё очень просто. Я — и есть Достоевский.
Вот так.
В предыдущей жизни я был Достоевским. Мысль понятна? Он (я) умер, мотался где-то неприкаянный греховодник… заскучал… и решился-таки на новый срок. Подыскал подходящее тело… А может так, — в первое попавшееся сиганул. И вот…
Такие, как этот, не умирают навечно… Обязательно эстафету передадут.
Так выходит, он мне даже не папа. Он всего лишь предыдущая стадия моего развития.
Вы, наверное, спросите: «А кто же ты был до Достоевского, в позапрошлой жизни?»
А я не помню! стерлось… Очевидно, какой-нибудь проблядью. Дешевой солдатской шлюхой.
«Почему же непременно проблядью?» — удивитесь вы.
А черт его знает почему. Я так чувствую… Ос-чу-ча-ю… И потом, не мог же Достоевский получиться из кого-то приличного…
Электрички, кстати, уходят одна за другой. И толпа редеет… Пусть уходят, пусть редеет. Куда мне торопиться…
Мне здесь нравится. Человек существо коллективное и одинокое одновременно… А здесь это неплохо сочетается…
Так вот, мало того, что дурная наследственность прошлой жизни пудовой гирей на шее висела, я и в этой повел себя не лучшим образом. Кучерявость свою утерял, бесформенность надежно спрятал, восприимчивость пообтрепалась за время службы. Взамен появилась некоторая «бритоголовость». Мужской коллектив очень этому способствует.
Короче, самоутверждался я все эти два года. И досамоутверждался… Наследил, напакостил так, что Армия меня решила в дисбат сдать. Однако в последний момент передумала чё-то, не стала связываться и выплюнула в положенный срок на волю.
А я ведь не только самоутверждался… я ИДЕЮ все эти два года в себе растил. Ну, помните, как там у нас: «Тварь дрожащая или право имею…» Нет, со старушками я еще в прошлый раз разобрался… Не правильный это путь. (А ведь тогда, признаюсь, я сам намеревался убивство совершить… да, да… Была такая мечта.) Переживал только, — смогу ли? На грани был. Однако что-то во мне пробудилось и загрызло мечту на корню. Но картинку в воображении нарисовал натуральную. От той картинки чуть и не спятил. Я это описал потом с предельной достоевскостью… Так вот, теперь я растил другую Идею. Какую? Какая разница… Все идеи одинаково отвратительны и отличаются лишь убойной силой, заложенной в них.
5
Что происходит? Падает море?
Нет, это царство мое растет.
Новый пыл его ввысь возносит.
Да… все идеи одинаково отвратительны… Особенно те, что зовут вас в Рай. Я никого никуда не звал. Я думал только о себе…
Я хотел стать царем. И съесть птицу Счастья. Публично. Под шквал аплодисментов.
Я был тронут одержимостью…
Я как был выплюнут нашей доблестной Армией за забор… так заулыбался весь — и душой, и рожей — разомлел, разрумянился… «Не тронули, крестнички, забоялись, — подумал. — А то! У меня другая стезя-тропинка. От этого забора прямиком на трон!»
Я и попер, как локомотив, все прямо и прямо…
Самое удивительное, что царем я стал. Пусть не натуральным — виртуальным. Все равно это было зрелищно.
Народ воспринял меня!
Но в какой-то момент я запаниковал. Всё это казалось невероятным. Очевидно, я усомнился на мгновение… Но этого было достаточно: моя Идея разорвалась вовнутрь. Я подорвался на собственном дерьме, никого, впрочем, не поранив… Хотя, быть может, жертвы и были, только я их не замечал.
Я ничего тогда не замечал. Никаких жертв. Не царское это дело отвлекаться по пустякам.
Царем я стал тайно. Я короновал себя на престол.
А что мне оставалось делать? Меня вел Господь. Против Его Воли мы все бессильны. Отступать было некуда, и я подчинился…
Так, в собственном дерьме, я и вступил на царство.