Зона: Очерки тюремного быта. Рассказы - страница 11
За санитарное состояние отряда отвечали его начальник и завхоз.
Примерно раз в месяц в жилзоне собиралась так называемая санитарно-бытовая комиссия. В неё входили начальники режимной, медицинской частей, инструктор по политико-воспитательной работе и инженер по технике безопасности. Но начальники частей уклонялись обычно от этого малозначительного мероприятия, посылая вместо себя своих сотрудников.
От режимников чаще всего назначался Володя Цыганов – грузный молодой капитан с заметным животиком, от ПВР – капитан Музыкантский, вечный комсомольский вожак, и хмурый неразговорчивый мужик – вольнонаёмный инженер по ТБ Шванюк, а также автор этих строк – как представитель медчасти и председатель комиссии.
По главной, присыпанной шлаком и крепко притоптанной дорожке комиссия неторопливо шествовала в отряды. Ещё на подходе к ним «локальщики» извещали о приближении «ментов» своих завхозов, начиналась беготня. Кто-то выскакивал из помещения, и мчался на зады, ближе к запретке, кто-то наоборот, бежал в отряд – прибрать подальше какую-то запрещённую вещь, что бы её не изъяли при шмоне.
– Тарятся, суки, – хмуро бормочет Цыганов, и, перехватив одного из пробегавших мимо, командует грозно: – А ну, стоять! Ко мне!
Зек приближается настороженно. Капитан привычно и равнодушно, глядя куда-то поверх его головы, начинает методично обшаривать заключённого, время от времени приказывая:
– Расстегнись… Дай кепку… Сними правый сапог… Носок тоже…
Извлекая из кармана осужденного какой-нибудь самодельный, сработанный из плестигласа мундштучок или блокнотик, Цыганов бросал их в прихваченную с собой специально для таких целей холщёвую сумку. Потом, хлопнув зека по спине, напутствовал:
– Свободен… марш в отряд!
– Гражданин капитан, блокнотик верните… – канючит зек. – Там у меня адреса заочниц…
– Не положено… – хмуро отмахивается Цыганов. – Письменные принадлежности, ручки, тетради, конверты и блокноты должны храниться в тумбочке. А не в кармане…
При входе в отряд комиссию встречает истошный вопль дневального:
– Отр-р-ря-ад! В-в-нима-а-а-ние-е!
Затем, запыхавшись, выбегает и он сам. Торопливо зыркнув глазами по комиссии, испуганно таращась, докладывает Цыганову, как представителю самой грозной для зеков режимной службы:
– Гражданин начальник! Отряд находится на рабочих объектах. В помещении пять человек…
Капитан останавливает его пренебрежительным жестом:
– Захлопни варежку. Я только что видел втрое больше… Щас, поглядим, чего это вы тут кучковались…
Комиссия начинает работу. Я вхожу в спальное помещение, заглядываю под кровати, отодвигаю тумбочки. Следом за мной с отрешённым видом слоняется второй дневальный, которому я указываю на пыль.
– Всё, выписываю на тебя постановление на лишение ларька! – объявляю сердито. – В прошлый раз предупреждал. Опять грязь, мусор. Лень тумбочку отодвинуть, и под ней тряпкой махнуть?
Дневальный, заложив руки за спину, цыкает зубом – мол, не такое видали… Лишение на месяц права закупки продуктов питания в зоновском магазинчике – ларьке, не бог весть какое взыскание. Тем более, для шныря, для которого поесть досыта – не проблема.
– Когда начальник отряда в последний раз был? – интересуюсь у него.
– Да, кажись, на той неделе… Я ему, гражданин доктор, в натуре, тыщу раз говорил. Давайте мел – потолок побелим. Краска, опять же, нужна…
– Ты мне про побелку не заливай! – окорачиваю его. – Полы лучше мыть надо! А мешок мела с объекта тебе любой бригадир привезёт
– Так на вахте же зашмонают, не пропустят… – оправдывается дневальный, и тут же срывается на какого-то зека, прошмыгнувшего было мимо: – А ты чего, бычара, вошкаешься?! Хватай тряпку, и пидорась по новой полы! И под шконками пыль вытри! А то я харей твоей всё тут протру и марафет наведу!
Пока я проверяю санитарное состояние, Музыкантский, чему-то потаённо улыбаясь, изучает стенную газету отряда под названием «На свободу – досрочно». Проходя мимо, интересуюсь: газета старая, выпущена ещё к празднику 8 марта (на дворе уже сентябрь). Рядом с передовицей, переписанной не иначе как с отрывного настенного календаря, старательно, ровными буквами, выведен стих местного поэта: