Зона Синистра - страница 2

Народ в зоне Синистра жил смуглый или совсем цыганистый, блондины встречались редко, а рыжих и вовсе не было. Исключением считалась Бебе Тесковина, дочка буфетчика: ее волосы цвета спелой рябины издалека бросались в глаза, а потому ее знал каждый. Так что, если в окрестностях появлялся кто-то рыжий, всем было ясно: это — чужой; красить волосы в этих краях было не в моде.

Красный Петух показался сначала простым бродягой, чем-то вроде туриста-одиночки. Легкой своей походкой он пересекал поляны на склонах; огненная его голова, словно неопалимая купина, вспыхивала то тут, то там, возникая из черного сумрака ельников. Появился он в этих краях в середине осени, с первыми заморозками, когда поспел шиповник; однажды утром следы его резиновых, не здешнего производства сапог протянулись темной цепочкой по тропе, густо посеребренной инеем.

Был он щуплый, поджарый; говорил одинаково плохо и по-украински, и по-румынски, и по-венгерски, и по-немецки; и вообще, надо думать, не знал как следует ни одного языка из тех, что в ходу в зоне Синистра. И походка его была такой спесивой и самоуверенной, что сразу чувствовалось — он не местный. К тому же все свое время он проводил в горах или на берегу Синистры, как бы показывая: он лишь затем бродит тут целыми днями, чтобы любоваться окутанными туманом горными кручами, громоздившимися вокруг.

В окрестностях Добрина, где рыжий пришелец, по всей очевидности, считал нужным появляться чуть ли не каждый день, русло Синистры делилось на бесчисленные протоки, а склоны хребта Поп-Иван изрезаны были крутыми ущельями. Здесь, по нагромождениям скал, по каменным осыпям и обрывам, поднимаясь к самому гребню, тянулись опутанные колючей проволокой стальные столбы, бетонные опоры, сторожевые вышки, нашпигованные минами-ловушками рвы: по хребту проходила государственная граница. В этом непроходимом лабиринте рвов, заграждений и укреплений был лишь один-единственный узкий, как щель, проход: по тесному, продуваемому всеми ветрами ущелью бежала старая грунтовая дорога, которая, вскарабкавшись вверх, переваливала на другой склон хребта, туда, где светило чужое, заграничное солнце.

Дорогу в ущелье перегораживал желто-голубой шлагбаум, рядом с ним стояла крохотная сторожка, а чуть в стороне — замызганная палатка, набитая дрожащими от холода солдатами. В зоне Синистра это был единственный действующий контрольно-пропускной пункт; но и здесь шлагбаум поднимался лишь раз в неделю, по четвергам, в утренние часы. В этот день пограничные патрули обменивались визитами, чтобы, под предлогом укрепления дружбы двух армий, посмотреть, что делается на другой стороне. В те же часы границу могли пересечь два-три гражданских автомобиля, у которых было официальное разрешение пользоваться этим маршрутом.

Однако рыжий бродяга, хотя и волосы, и одежда, и особенно беззаботная, молодцеватая осанка сразу выдавали в нем иностранца, появился в пограничной зоне не в четверг, а в субботу. Утром его следы обнаружили каменщики, что разбирали часовню в лесу. А ближе к вечеру ночной сторож Геза Кёкень, который не только ночами, но и целыми днями бдил, не смыкая глаз, на околице деревни, на вышке — увидел пришельца воочию: тот спускался по склону Поп-Ивана. Казалось, он совершенно свободно, как ветер, проходит сквозь все заграждения.

Ходил пришелец в коричневых резиновых сапогах, в серой, расшитой зелеными вельветовыми клиньями суконной куртке, какие носят по ту сторону Поп-Ивана, и с непокрытой головой; шляпа с узкими полями, с двумя соколиными перьями на тулье, болталась на длинном шнурке за спиной. На голове, как петушиный гребень, трепетал рыжий хохол; задорно торчащая бородка расчесана была на две стороны.

Имени его никто не знал; правда, Геза Кёкень, круглосуточно бдящий ночной сторож, впервые увидев его, тут же окрестил Красным Петухом, и прозвище это, простое и выразительное, прочно пристало к пришельцу. На плече у него всегда висела пестрая сумка из телячьей кожи, украшенная чеканкой и медными пряжками, а в правой руке болтался тускло просвечивающий полиэтиленовый пакет, в котором, словно какая-то серебристая рыбина, подпрыгивал блестящий поднос. Иногда Красный Петух останавливал людей, работающих в лесу или в поле, и предлагал поднос на продажу, хотя должен был бы заметить: подносы в этих краях не особо в ходу. Первое время народ гадал, что ему надо на самом деле: то ли прощупывает ситуацию по коммерческой части, то ли хочет узнать, общительны ли тут люди. Горные стрелки день-два то и дело останавливали его, проверяли бумаги, но потом, видать, сверху дали отбой, и больше они не обращали на него внимания. Да и то сказать: с такой броской внешностью кто пойдет в шпионы?