Зонт Святого Петра - страница 22
.
Итак, Купецкий, Грегорич и Дюри отправились на прогулку к Шарге. Когда они подходили к берегу, их утлая посудина на что-то наткнулась и накренилась. Как раз в этот миг Грегоричу вздумалось встать. Он пошатнулся, потерял равновесие, опрокинулся назад в лодку и от испуга выронил зонт и тот упал прямо в воду, и течение тихо и плавно понесло его вниз.
— Ай, зонт! — вскрикнул Грегорич. По лицу его разлилась восковая бледность, глава наполнились ужасом. Гребцы ухмыльнулись, а старый Мартон Эрдег, передвинув трубку из одного угла рта в другой, пренебрежительно заметил:
— Невелика потеря, барин. Зонт ваш уже ни к черту не годен, разве что пшеничнику в руки. (Пшеничником называли чучело, одетое в лохмотья, которое ставили в пшеницу для устрашения воробьев.)
— Сто форинтов тому, кто поймает зонт! — прохрипел в отчаянье Грегорич.
Гребцы переглянулись, и, тот, что помоложе, Янчи Бёрчёк, стал стаскивать сапоги.
— А вы не шутите, барин?
— Вот сто форинтов, — возгласил; приободрившись, Грегорич и достал из черного кожаного бумажника сотенную ассигнацию.
Янчи Бёрчёк, яркий представитель сегедских «чешуйчатников» (корабельных плотников), повернулся к Купецкому.
— Барин-то ваш не рехнулся случайно? — в своей неторопливой манере спросил он, между тем как зонт, мерно покачиваясь на воде, уплывал все дальше и дальше по ребристой поверхности ленивого венгерского Нила.
— Нет, нет, — ответил Купецкий, сам порядком удивленный столь непомерной привязанностью Грегорича к зонту. — Не стоит, domine spectabilis[8], даю вам честное слово! Это безумие какое-то…
— Скорей, скорей! — задыхался Грегорич. Но тут Янчи Бёрчёком овладело сомнение:
— А ассигнация у вас не фальшивая, барин?
— Да нет же, скорей, скорей!
Янчи Бёрчёк снял уже сапоги, сбросил фуфайку, прыгнул в воду стремительно, словно лягушка, и поплыл вслед за зонтом. Марци Эрдег не выдержал:
— Ну и осел ты, Янко! Что ты делаешь, Янко? Вылезай, парень! Не майся понапрасну! — кричал он вслед товарищу.
Грегорич, словно помешанный, подскочил к нему и, схватив за шарф, стал душить.
— Замолчи… убью… убью на месте!.. Ты хочешь пустить меня по миру?
Марци Эрдег отнесся к угрозе весьма равнодушно.
— Вы что это, барин? Удавить меня вздумали? Ну-ка, пустите!
— Не смей ему мешать, пусть плывет!
— Так ведь на то и курица, чтоб цыплят учить, — оправдывался Марци Эрдег. — Вода тут вон какая быстрая, не догнать ему зонта, да и ни к чему это: зонт сам собой прибьется к Шарге, потому вода там на круг поворачивает. Пройдет полчаса, рыбаки расстелят большой невод, стало быть, зонту вашему все одно там быть, хотя б и рыба его проглотила. Распорют ей брюхо да вынут.
Как старый рыбак предсказал, так и вышло: зонт угодил в сеть, и Грегорич чуть не плясал от счастья, когда снова держал его в руках. На радостях он все же вручил сто форинтов Яношу Бёрчёку, хотя малый и не догнал зонт; вдобавок Грегорич богато одарил рыбаков, а те на другой день по всему городу раззвонили о небывалом происшествии — как один рехнувшийся старик заплатил сто форинтов за то, что вытащили из воды его зонт. Такого крупного сома давным-давно не ловили в Тисе. Завистники-рыбаки да базарные торговки рядили-судили на всех углах:
— Может, ручка у зонта из золота сделана?
— Черта с два, из золота. Деревянная ручка была.
— Может, материя на нем очень тонкая, дорогая?
— Что зря болтать? Есть ли такая материя на свете, чтобы сто форинтов стоила? Красный канифас был, и тот весь облезлый да в заплатах.
— Стало быть, враки все, не так дело было.
— Ан как раз так и было.
Даже Купецкий, доверительно беседуя с Дюри, бранил Пала Грегорича за эту проделку:
— Спорить готов, что в башке у старика сломался какой-то винт.
— Он человек с причудами, но зато доброты необыкновенной! — оправдывал отца Дюри. — Кто знает, какие воспоминания связаны у него с зонтом?
Случай этот, однако, приобрел значение лишь много позднее, спустя несколько лет, когда никто уже о нем и не вспоминал; даже Дюри позабыл о нем, а Купецкому и вовсе было не до воспоминаний — беднягу как громом сразила весть, принесенная однажды телеграфом из Бестерце: умер Пал Грегорич. Старого наставника затрясло, он слег в постель и сказал своему рыдающему воспитаннику: