Зори не гаснут - страница 10
На широком дворе врачебного пункта — амбулатория с квартирой врача, еще два дома и маленькая избенка в два окна. Она выглядывает из-за стволов берез. Над ее обомшелой крышей высоко в ветвях виднеется долбленый скворечник.
Из дверей избенки появляется Ариша в белом халате и марлевой косынке. Она приветливо здоровается и ведет знакомить с моими владениями.
Один из флигелей — родильное отделение, сейчас пустующее, но чисто прибранное, другой — маленькая больничка. В трех ее комнатах едва могли бы расположиться две палаты и кухня. Половицы западают под ногами, словно клавиши аккордеона, потолочные балки угрожающе провисают, из-под плинтусов белой слезящейся пеной выпирает грибок. Пахнет плесенью, гниющим деревом и холодной печью.
— Конец приходит нашей больнице, — вздыхает Ариша.
По полу серой пушинкой скользит мышь и прячется в щель между половицами. Ариша топает ногой.
— Ишь, обнаглели!
Больничка произвела на меня тягостное впечатление, но амбулатория понравилась. Застекленная дверь открылась мягко, без скрипа. Недавно покрашенные полы, рамы окон, подоконники и табуреты, шкафы с лекарствами и инструментами, никелированные стерилизаторы и даже проволочные крючки вешалки — все начищено, вымыто и блестит.
Ариша протягивает мне ключи. Открываю шкаф, осматриваю инструменты. В это время в окне мелькают грива лошади и дуга.
— Больного привезли, — говорит Ариша, снимая с вешалки и подавая мне халат.
Чувствую себя, как на экзамене, когда, стараясь казаться невозмутимым, протягиваешь руку к экзаменационному билету.
Через порог шагает парень в промасленной гимнастерке. Одну руку, посиневшую от притока крови и неестественно согнутую, он осторожно поддерживает здоровой рукой. Вслед за ним входит мужчина. Окинув кабинет взглядом, говорит неповоротливым басом:
— Врача нам надо.
Иду ему навстречу, застегиваю халат.
— Что случилось? Перелом?
— Похоже на то, — соглашается он, снимая фуражку.
На смуглом лбу парня тесно выступили капли пота, в суженных зрачках просвечивают страх и боль.
— Напугался он очень.
— И вовсе не напугался, — резко, почти грубо, возражает парень.
Усаживаю пострадавшего на стул. Волнение мое улеглось. Разрезаю ножницами рукав его рубахи, обнажаю поврежденную руку.
— Трактористом работаете?
Парень утвердительно кивает головой, с тревогой следя за моими движениями.
— Второй раз ключом бьет, — поясняет его спутник. — Тот раз как-то сошло, а сейчас вон что…
Сломаны локтевая и лучевая кости. Ставлю их в правильное положение, накладываю лубки, бинтую. Пострадавший измучен болью, до скрипа сжал зубы, но молчит. Рослый, складный, с малахитово-зелеными дерзкими глазами на сухом загорелом лице, он красив резкой, мужественной красотой.
Заполняю карточку. Мужчина диктует:
— Окоемов Андрей Александрович. Рождения тридцать четвертого года.
«У колдуньи такая же фамилия», — вспоминаю я.
— Вы тоже тракторист? — спрашиваю я мужчину.
— Бригадиром работаю. Невьянов я.
— Наде Невьяновой не родня?
Лицо его светлеет.
— Как же, отцом родным прихожусь.
— И часто в вашей бригаде бывают такие случаи?
— Так ведь, если на раннее зажигание ставить… — начинает объяснять Невьянов. Я останавливаю его:
— Об этом потом, а сейчас отправляйте Андрея в больницу, к хирургу.
Они уходят, оставив в кабинете запах керосина и смазочных масел. Ариша открывает окно на улицу. В комнату проникают лучи солнца, ложатся широкой полосой на стол. В палисадник на ветку черемухи прилетел воробей и принялся чистить перья. Проходит пастух, вызывая коров громкими, похожими на выстрелы, ударами бича. Откуда-то доносятся бодрые команды утренней зарядки: «И раз, и два, и раз, и два». Я счастлив от этих светлых лучей, ворвавшихся в комнату, от прохладного утреннего воздуха и особенно оттого, что началась моя самостоятельная трудовая жизнь.
Завтракаю у Ариши в ее маленькой, точно игрушечной избушке. Здесь чисто, уютно и пахнет полынным веником. Узкая железная кровать, столик, придвинутый к подоконнику, сундучок, окованный медными полосами, на стене полка с посудой — все выглядит удобным и нужным, как пух и перья в гнезде птицы.