Зороастрийская мифология - страница 15

«Гаты» рядом с «Семиглавом» — это как религиозное полотно кисти гения, предназначенное для храма, рядом со светской картиной на [28] тот же евангельский сюжет, написанной учеником — одарённым, который проникся заветами учителя, но не до конца понял их, и что недопонял, то механически, как догму, перенял; поэтому стать продолжателем и довершить дело учителя не смог, стал подражателем; а затем повело назад, назад, назад — от собственных исканий к избитым трафаретным решениям, и только талант не дал пасть безнадёжно, всё-таки удержал на достойной высоте. Зороастризм «Семиглава» ещё не многобожие. Но уже сделано несколько шагов обратно.

Вероятнее всего, «Семиглав» был создан сподвижниками Заратуштры вскоре после его смерти. «Первоапостолы веры» до встречи с пророком были язычниками и, совершенно искренне приняв учение «Гат», не смогли до конца избавиться от представлений, которыми их сознание было напитано с детства. Они восприняли заветы, но не могли изменить образ мышления.[45]

Впрочем, в хвалебствиях «Семиглава» акцент смещается с Творца на творения далеко не всегда. Знаменательней другое. Религиозная система Заратуштры не была разработана до конца в самом главном — в единобожии: абстрактные благие сущности Ахура Мазды обладали чертами самостоятельных божеств, им, хоть и неявно, приписывались функции покровителей, — пророк, возводя столп веры, не успел положить последний камень, осталась брешь, — и именно от неё поползла трещина. В «Семиглаве» впервые встречается термин «Амеша Спента» — «Бессмертные Святые». Они уже — божества мужского и женского пола, добрые покровители («Ясна» 39.3); правда, конкретно их роли не уточняются и даже не звучат имена, но совершенно ясно, что развиваться могла только «гатическая» традиция: Спента Майныо («Святой Дух»)[46] — покровитель рода людского, Воху Мана — скота, Аша Вахишта — огня, Хшатра Вайрья — металлов, небес (созданных из металла) и сильной праведной власти, Спента Армайти — земли, оседлой жизни и «мирной пастьбы», Хаурватат — растений и Амертат — воды. (Вскоре эта концепция окончательно утвердится в зороастризме.) Сам Ахура Мазда именуется язáтом («Ясна» 41.3) — «достойным почитания»; именно этим словом будут названы старые индоиранские боги, когда восстановится их культ и они войдут в зороастрийский пантеон как «созданные Ахурой» (см. далее, с. 32).

Чуть поздней «Семиглава» — может быть с перерывом меньше чем в десять-двадцать лет — складывается новый текст «Старшей Авесты» [29] — молитва из четырёх прозаических строф[47] («Ясна» 52), где, наряду с Ахура Маздой, воспевается Хаома — бог, растение и напиток, — то, что Заратуштра напрочь отвергал: «омерзительное зелье». (Эту молитву иногда называют «Вторым Семиглавом».)

«Мидийская» и «восточная» теории, в общем, сходятся в том, что из западноиранских народов и племён учение Заратуштры первыми приняли маги (независимо от того, где Заратуштра родился и где он проповедовал).[48]

Применительно к эпохе до образования Мидийского царства (ок. 671 г. до н.э.) термин «маги» (латинизированная форма от древнеперс. мáгуш) употребляется только как этническое обозначение — название оседлого племени, населявшего восточномидийские земли предположительно в районе гор. Раги и входившего в Мидийский племенной союз.[49] О втором значении термина см. далее (примеч. 54 на с. 30 и соответствующий фрагмент текста).

Совершенно непонятно, какими путями маздаяснийское[50] учение достигло Западного Ирана и почему именно у магов оно прижилось.[51] Естественное предположение, что благословлённые Заратуштрой войны за веру докатились до Мидии, письменными источниками не подтверждается: и эпос, и фрагменты легендарно-исторического характера в трудах сасанидских богословов — молчат о магах. К тому же с конца VIII в. до н.э. индийские области находились под владычеством Ассирии, и войску Виштаспы (либо продолжателям его миссии) пришлось бы иметь дело не с местными князьками, а с профессионально обученной опытной армией сильнейшей державы. В фундаменте будущей теории пока лежит один-единственный камешек: тогда же, с конца VIII в. до н.э., мидийцы стали подвергаться опустошительным набегам скифов, — оттого в оседлых племенах должна была царить психологическая атмосфера, благоприятствующая принятию религии, которая воспевает мирное скотоводство и обрекает проклятию кочевье и разбой.