Зов Древних - страница 17

Умберто призадумался, пощипывая бородку, в то время как аристократически тонкие и белые пальцы другой руки изящно держали здоровенную глиняную кружку, до краев наполненную пенистым нордхеймским пивом.

— Имена двоих я назову сразу и не задумываясь, о король. Если же говорить о третьем, то я, право, в замешательстве.

— Тогда о третьем потом. Не назовешь ты — спрошу у Хорсы или вовсе никого не возьму. Кто скажет, что мы слишком малы числом, пускай идет к Нергалу. Мне нужен отряд, а не армия, — рассуждал Конан. — Кто эти двое?

— Ваше Величество, — церемонно начал Умберто, — первый — центурион тяжелой пехоты, Арминий, родом из Боссонии. Человек он простоватый и грубый, но исключительно надежный. В бою стоек, как скала. Однажды его центурия прикрывала отход в одном из тяжких боев с пиктами. О, это надо было видеть! — Умберто выразительно закатил красивые черные глаза. — Пикты шли на строй аквилонцев, как волны на скалистый берег, и — я не случайно уподобил Арминия скале — так же, как волны, разбивались и откатывались назад, устилая поле телами павших. А во главе обороны был Арминий, весь в крови — в крови врагов. Надо сказать, такой отборной ругани я не слышал ни до этого, ни после, но как она звучала! Это была музыка! И, тем не менее, — мечтательность на лице сотника сменилась серьезным выражением, — казалось, что от каждого слова на землю падает мертвым еще один пикт. Центурия тогда потеряла восемьдесят два человека, сам центурион был ранен в плечо и дважды в бедро, но за это время аквилонцы успели перестроить ряды, и пикты были отброшены и рассеяны. И какова же была награда герою? Арминия не упомянули даже в приветственной грамоте Нумедидеса победителям. Нынешняя реформа армии, проведенная Вашим Величеством, облегчила жизнь Арминию, он видел короля в бою и считает, что лучшего короля и желать нельзя. Это верный человек. Его следует взять с собой.

— Хорошо, — одобрил Конан. — Я помню его. Он будет с нами. Кто второй?

— О, тоже достойнейший человек! Тактичный, вежливый, исполнительный, искусный воин, но… — Умберто выдержал эффектную паузу, со всей возможной элегантностью отхлебнул пива и щелкнул пальцами, перестав теребить бородку. — Но есть одна тонкость, Ваше Величество: он, с вашего позволения, кхитаец.

— Кхитаец? — Тут даже видавший виды Конан удивился и призадумался. Кхитайцы действительно были лихими бойцами, если посвящали себя пути воина, но с выходцами из этой страны у Конана были связаны не самые приятные воспоминания. — С каких это пор, Умберто, ты пьешь с кхитайцами? Где ты его откопал? — поинтересовался, нахмурясь, король.

— Дело в том… — Красноречивый и говорливый Умберто замешкался. — Дело в том, Ваше Величество, что он вовсе не пьет вина.

— И от пива бы отказался? — уже совсем мрачно проговорил Конан.

— Полагаю, да, — растерянно кивнул сотник.

— А от воды? — серьезно спросил король, и только сейчас Умберто заметил полуулыбку, едва намеченную слегка приподнятыми углами рта киммерийца.

— Да, мой король, — уверенно ответил Умберто, справившийся с недоумением. — Если будет необходимо, этот человек продержится без воды столько, сколько держится верблюжья колючка, если не больше.

— Неплохо, — одобрил король. — Также неплохо, если это окажется хоть на четверть правдой. То, что он не пьет, это единственный его недостаток вдобавок к тому, что он кхитаец?

Умберто в ответ принял вид горделивый и достойный, и смуглое лицо его стало серьезным и даже побледнело.

— Король Конан, жизнь моя в твоих в руках, ибо ты сделал для меня столько, что любая кара не покажется мне слишком суровой или несправедливой.

— Да перестань же ты! — рявкнул Конан. — Вертишь вокруг да около, как жирный туранский евнух. Выкладывай, что с этим кхитайцем, и учти: я возьму с собой хоть бараханского пирата или стигийца, если сочту их достаточно надежными. Говори, — добавил король мягче.

— Ваше Величество, тогда, хоть это и непозволительно, я прошу не торопиться его казнить, если сообщенное мною заставит тебя сделать такой шаг.

— Я тебя не узнаю! — расхохотался Конан. — Скольких ты продырявил на дуэли и даже не вздохнул по усопшим, а тут хлопочешь за никому неизвестного кхитайца! Сколько женщин ты обманул и не вспомнил о них при всей твоей манерности! А здесь, смешно сказать, кхитаец! Мне даже, в конце концов, интересно, кто он такой! Говори, я обещаю тебе не трогать его хотя бы до возвращения с севера: за это время, если он действительно сообразителен; успеет смыться даже в свой Кхитай, если сильно захочет.