Зов издалека - страница 21

стр.

Олень не двигался, точно выжидал чего-то. Винтер тоже. Он не охотник, ну и что? Наверное, на охоте все так же. То же расстояние между ловцом и дичью. Параллель напрашивалась сама собой. Расстояние… дистанция. Он охотник. Конечно же, охотник. Это его работа. А преступник — дичь. Добыча. Жертва. Нет… вряд ли можно убийцу назвать жертвой. В момент убийства он сам был охотником. Жертва — это тот, кого он убил. И, убив, превратился из ловца в дичь.

Он вспомнил женщину, брошенную здесь, как забитое животное. Жертва… а может быть, добыча. Он вспомнил ее полуоткрытый рот. Безмолвный крик. Зов издалека… из бесконечности.

Для оленя отсюда до того проклятого места — две-три минуты. Если он, конечно, решится пробежать через туннель.

Он вернулся в машину и завел мотор. Олень по-прежнему не двигался. Только когда Винтер развернулся, зверь тряхнул рогами и побежал к опушке.

Он оставил машину на парковке и пошел по тропинке через оцепленный участок. Трава там, где лежало тело, все еще примята. Он повернулся и смерил пройденное расстояние. Не так уж и близко, особенно если нести труп. Мертвое тело, хоть и не сопротивляется, почему-то тяжелее живого.

Впрочем, убийца не обязательно должен быть атлетом. Страх разоблачения придает силы. А может, он был не один?

Винтер представил себе несколько фигур в бледном свете занимающегося дня… Несколько человек, подгоняемых страхом, адреналином… безумием.

Конечно, ее могли нести по полю. В тумане. Почему нет?

Поиски должны быть ограничены каким-то определенным радиусом, но это всегда очень трудно. Нельзя топтаться наугад. А когда слишком много людей, всегда получается наугад.

Он вздрогнул — совсем близко грохнул выстрел. Потом еще один. Два выстрела в ленивом полдневном покое. Эхо в лесу, эхо на воде. Они снова начали пользоваться стрельбищем.


Две кассеты с видеозаписью лежали на его столе.

Он снял рубашку, начал ее выжимать, и как раз в этот момент вошел Рингмар.

— Солнце не остановишь, — сказал он.

— Я люблю солнце.

— Когда переоденешься… Джентльмены из прессы уже бьют копытом.

— Только джентльмены? А где же леди?

— В уголовной хронике работают одни джентльмены.

— Скоро все переменится. Мужчины будут вести репортажи из модных салонов. — Винтер сполоснулся под краном и переоделся.

— Пошли?

— Только не затягивай. Мне нужно срочно просмотреть эти записи, — кивнул он на стол.

Пока они шагали по коридору, Винтер объяснил Рингмару, в чем дело. Они спустились на лифте. Репортеры выглядели так, словно собрались на пляж: шорты, майки, а на одном даже темные очки. Крутой парень.

— Мы пока не знаем, кто она, — ответил он на первый вопрос.

— А фотографии у вас есть?

— В каком-то смысле — да.

— Что значит — в каком-то смысле? — спросил Ханс Бюлов из «ГТ», один из немногих, с кем Винтер был знаком.

— У нас есть фотографии трупа. Как вы и сами знаете, публиковать такие снимки не принято.

— А если это необходимо?

— Мы вернемся к этому.

— Но она убита?

— На этот вопрос пока ответить не могу. Не исключено самоубийство.

— Значит, она покончила с собой, а потом поехала на озеро Дель и улеглась в канаву? — спросила женщина из местного радио.

Винтер тут же вспомнил слова Рингмара: в уголовной хронике женщин нет.

— А кто вам сказал, что она умерла в другом месте?

Радиодама покосилась на Ханса Бюлова — в вечернем выпуске «ГТ» уже появилась статья с подробностями произошедшего.

— Мы пока не можем установить последовательность событий в связи… в связи со смертным случаем.

— А когда мы узнаем, убийство ли это?

— Сегодня к вечеру я получу заключение медиков.

— А свидетели есть?

— Без комментариев.

— Как нашли тело?

— Поступил сигнал. Нам позвонили.

— То есть свидетель был.

Винтер развел руками — понимайте как хотите.

— Она шведка?

— Не знаю.

— Но вы же ее видели! Как она выглядит? Как скандинавка? Или приезжая?

— Сейчас не могу распространяться на эту тему.

— Если она не похожа на северянку, проще, наверное, искать, где именно в Гетеборге она жила, — сказал молодой журналист. Винтер его раньше не видел. Или просто не запомнил.

— Что вы имеете в виду?

— А вы разве не знаете, где живут эмигранты?