Зов любви - страница 9

стр.

Она медленно отпила и передала бокал, который он допил, и воскликнул, ставя бокал на столик:

– До дна!.. А знаешь, твои мысли не столь темны, как тебе кажется?

Девушка улыбнулась, он подошел к ней и крепко обнял.

– Ален, мне больно!

– Обожаю, как ты говоришь это с акцентом.

– Тебе это нравится?

– Ну, конечно! Без этого чуть заметного акцента ты не была бы моей Хадиджой, а обычной европейской женщиной... Тебе лучше?

– Кажется, да...

Он помог ей снять манто и наполнил второй бокал:

– Выпьем еще?

– Я опьянею. Ты забыл,– я не ужинала.

– Я тоже. Разве мы ужинаем в этот вечер? Все будет, как первый раз и все предшествующие ночи, что мы здесь провели: поедим на рассвете...

Установилось молчание, неожиданное и неловкое для двоих, но которое, как бы тягостно не было, трудно разорвать. Наконец, он нашел повод для продолжения разговора, хотя тему он выбрал совсем неожиданную:

– Ты не находишь интересной эту комнату с ее неизменными еще с нашей первой встречи обоями? Эти глицинии кажутся увеличенной до бесконечности переводной картинкой. И эта кровать, на которой нельзя пошевелиться без скрипа... Послушай...

Подойдя к главному предмету меблировки номера, он дотронулся к кровати и сделал толчок, словно на батуте: комната наполнилась громким, до смешного ритмичным скрипом. Девушка не смогла сдержать улыбку.

– Ну, наконец,– сказал он.– Тебе уже лучше! А теперь, любовь моя, позволь мне отнести тебя на ложе, которое с момента твоего прикосновения к нему превратится в волшебный диван, источник вожделенной неги и сладостных мечтаний...

Он легко поднял ее и бережно отнес на кровать.

– Из номера заурядной ночлежки ты переносишься на роскошные, шитые золотом подушки дворца вечных услад, и для настоящей принцессы, которой ты являешься, будут петь невидимые музыканты в сопровождении магической лютни... Я понимаю, что необходимо незаурядное воображение, чтобы отвлечься от этих глициний на обоях, но ведь у нас с тобой, Хадиджа, фантазии больше, чем у кого-либо... И ты мне сейчас расскажешь одну из волшебных сказок твоей родины, как ты это всегда делала с того вечера, когда мы полюбили здесь друг друга... Видишь, я уже у твоих ног на диване... Я умолкаю и слушаю тебя. Прошу тебя, любовь моя, рассказывай...

– Ты так на этом настаиваешь? А ты не думаешь, что после этих трех лет, все это может оказаться ненастоящим? Ты настаиваешь... Ну, что же, слушай: моя сегодняшняя история коротка... «Однажды Аллах – да будет благословенно имя его! – встретил дьявола, который вел четырех верблюдов, груженых товаром...

– Что ты там везешь? – спросил Аллах.

– Я занимаюсь торговлей, ищу покупателей...

– А что у тебя есть на продажу?

– Прежде всего несправедливость...

– И кому же ты ее предложишь?

– Властителям...

– А какой товар идет вторым?

– Зависть.

– Кому ты ее продашь?

– Богословам...

– А третий?

– Обман...

– Кто может его покупать?

– Все, но прежде всего торговцы...

– И что за товар везет твой четвертый верблюд?

– Коварство.

– Кто его купит?

– Женщины, вне всякого сомнения».

– И это все? – спросил Ален.– Мне совсем не понравилась эта притча – она слишком коротка. Я, как ребенок, люблю бесконечные сказки. А почему ты выбрала именно эту притчу?

– Не знаю,– ответила она уклончиво.

– Уверяю тебя, твое поведение не такое, как во время наших прежних встреч здесь.

– И твое тоже...

– Не думаю, поскольку я очень рад оказаться снова в этой комнате!

– Я тоже, Ален... Но меньше, чем прежде, и это ужасно – мне трудно понять, отчего мне сегодня менее радостно... Хотя этому могут быть причиной тысяча и одна причина.

– Прогони печальные мысли и расскажи мне другую историю.

– Да, ты ненасытен! Ну так вот еще одна, она короче чем первая... «Одному арабскому кочевнику довелось однажды оказаться за столом калифа, трапезу которого составлял зажаренный козленок. Голодный путник с жадностью набросился на мясо, глотая его целыми кусками. Глядя на это, калиф заметил:

– С таким остервенением набрасываться на эту пищу... Не иначе, как мать этого козленка сильно бодала тебя рогами?

– А ты так трепетно заботишься о ней,– заметил кочевник,– что возникает вопрос: не вскормлен ли ты молоком этой козы?»