Зов

Жрец в пыльном балахоне неторопливо поднимался с новым послушником по крутой винтовой лестнице на верхушку башни. Их ждали. Каждый из служителей Совета Серых уже сидел на своем установленном месте в специальных нишах в полу. Мальчик неуверенно озирался по сторонам. Яков знал, что обряд посвящения проходят лишь избранные обитатели Храма, но какова дальнейшая судьба посвященных никто никому не объяснял. И никто не возвращался. Где-то высоко на башне глухо звенел колокол, растревоженный Ветрами Верхнего Яруса.

– Мы уже близко, давай же! – жрец почему-то торопился и тянул его за рукав вверх.

Сердце подсказывало, что что-то не так, беспокойство внутри тела никак не утихало. Якову почему-то мерещились странные клацанья и хищные, скорее даже голодные, взгляды из-под капюшонов Серых.

«Это всё из-за свечей, которые тускло мерцали и создавали дивные тени. Это всё виноваты байки, услышанные в храмовых коридорах, что на Верхнем Ярусе живут призраки. Это наверняка всё выдумки тех, кто завидует сновидящим, ведь благодаря своим необычным снам я был избран», – рассуждал Яков

Всё произошло быстро, слишком быстро, чтобы успеть, даже вздохнуть. Свечи нервно вздрогнули, темный капюшон, появившийся, будто из ниоткуда, рядом с Яковом шепнул: «Беги!» и оттолкнул его к выходу из Башни. Яков помчался, не думая ни о чем, вниз по ступеням. В спину дышала смрадом смерть.

Это ошибка, наверное, это очередной сон, сейчас я проснусь... Почему-то из-под капюшонов служителей Храма вынырнул ужас. Темный капюшон, отбиваясь от серых мерзких существ, догнал его и толкнул к узкому окну-бойнице – «Прыгай!». Яков, не боролся со страхом, он прыгнул, ведь это же всего лишь сон. Он не упал в туманную бездну Мирозданья за стенами Башни, его как будто удержала невидимая рука-сила, а потом резко сжала в комочек и выбросила в лес за пределы Храма.

«Не стой! Беги!», Яков уже думал, что сейчас проснётся, но сзади его догонял очередной кошмар. Кентавр… Нет, всё в этом существе было злым и неправильным. Это был антитотем Кентавра, его темное Альтер эго. Яков бежал, виляя между деревьями как дикий кроль, вдруг сзади волны неведомой силы отбросили его в дерево. Темный капюшон наклонился над сновидящим и сознание Якова померкло.

. . .

По руке пробежались нежные и липкие нити паутины. Яков открыл глаза. Странное тощее существо сидело рядом на сыром смарагдовом моховом ковре и покачивалось из стороны в сторону, будто в трансе. Огромные фосфоресцирующие глаза-плошки, не отрываясь, смотрели вглубь Якова, а паутинки вокруг, похоже, были у этого странного создания или руками… или щупальцами… или шерстью. Кожу начало покалывать в тех местах, где существо прикасалось своими нитями. Яков закрыл глаза и провалился опять в темный тоннель, услышал перед падением в темноту нашептывающий успокаивающий голос:

– Súbsta, precór, paulúm, festínas íre viátor, Ét mea póst obitúm rogántis cóncipe vérba.

– Остановись, я прошу, – ты слишком торопишься – путник, внемля по просьбе моей моему посмертному слову.

– Трама, здесь вообще бывает рассвет?

– Ш-ш-шёлковое солнце пронзает болотные травы и уходит в страну грёз и сновидений. Лес-ш-ш качается, но не умирает-ш-ш-ш. Мир тонет в хлопанье крыльев-ш-шшш…

– Трама, опять ты за своё, болотный паук… Я всего лишь спросил, когда будет светло…

– В ш-ш-ш-штольнях миров свет ищет проводника… шшш…

Медведь был проводником. Проводником между мирами. И был лишь один мир, куда он мог провести людей без жертв – Терра. Он также хранил этот островок людей от обитателей других миров, поэтому Терра была последней тихой гаванью мироздания. Но что-то менялось в паутине миров, Трама предсказывал это давно, но мало ли что болтает этот ветхий паук-лекарь.

Гор опять видел, как она спускалась с Дворцовой Горы. Каждый день, практически в одно и то же время, он слышал тихий шепот трав под ее ногами, шелест хрустящей ткани и мягкий звон колокольчиков в ее волосах, цвета серого пепла, где крохотными звёздами сверкали весенней зеленью хризолиты. Она приходила и молчала, слушая рёв пламени и гром его молота в кузнице. Однажды она принесла сверток выбеленного льна и оставила его незаметно возле наковальни. Молоко, хлеб и сыр. Гор злился «Как дикого зверя подкармливает…», но молча, разворачивал и ел. Нет, проблем с добыванием пищи у него не было – молотобойцу каждый в деревне готов был отдать последнее, ведь он был жизненно необходим селению.