Зови меня Амариллис - страница 16

Николя задумался.

В небольшом уютном кафе играла тихая музыка. Марина откинулась в кресле и неторопливо закурила сигарету. Этьен захихикал:

— Прямо так и сказала?

— Ну да. Забудьте, говорю, вашу дурацкую коробку, видеть ее не могу!

— Смотри, Марина, не переиграй.

— Не бойся, он крепко сидит на крючке. Теперь он уже и сам верит, что это его идея, и чем больше я буду его отговаривать, тем больше он будет стараться убедить меня, что это в моих же интересах! А тут еще эта девчонка, очень удачно все вышло, а ведь он уверен, что я безумно ревную к ней.

— А ты не ревнуешь?

— Этьен! Не смеши меня! Давай лучше решим, каким будет наш следующий шаг.

По темной поверхности старого изношенного сапога торопливо бежал маленький черный муравей. Он спешил куда-то по своим неотложным муравьиным делам, еще не понимая, что из привычного мира попал совсем в иной, где нет прежних знакомых дорог и правильный путь необходимо выбирать заново.

— Не надо хмуриться, капитан, — широкая ладонь гиганта Жан-Поля опустилась на плечо Франсуа, — все уже позади.

— Полегче, убийца! — взмолился капитан Франсуа де Нартен, морщась от боли.

— Ну-ну, — усмехнулся гигант, — клянусь зубом морской акулы, вы притворяетесь. Всего лишь большая царапина! Мимолетный воздушный поцелуй коварной африканки.

Франсуа улыбнулся: коварной африканкой его товарищ назвал огромную фуланийскую стрелу, с которой капитан неудачно встретился на прошлой неделе.

«Все действительно позади, — подумал де Нартен, — экспедиция, превратившаяся по воле недоумка-профессора в погоню за сокровищами, бунт на корабле, два месяца пленения в сыром трюме, ужасный шторм возле берегов Сенегала, вернувший им свободу, но отнявший жизнь у «Пеликана», скитания по мангровым болотам и полупустынному Сахелю, наконец, «горячее гостеприимство» фулани. Все это позади. Их проводник Тано — маленький чернокожий человечек из племени тукулор — уверяет, что через пару дней они будут в Дакаре. А пока — очередной привал в небольшой деревушке, сытное сенегальское маффе, по странной традиции подаваемое в углублениях деревянной доски, и ставший уже привычным сок баобаба. Какой изумительный рубиновый цвет у этого напитка! Совсем как у того камня, который он подарил Эмилии. Как странно… Он постоянно вспоминает не жену и даже не детей, а ее. Когда это было? Да, 18 лет назад, за пару месяцев до его знакомства с Патрисией. Эмилия… Загадочная, манящая, недоступная… Сколько раз он просил ее руки! Сколько совершал безумств, сколько дарил подарков! А она взяла только этот рубин. Тогда они стояли в саду и долго молча целовались. А потом она сказала, что посвятит свою жизнь Богу…»

— О семье задумались, капитан? — прервал его размышления Жан-Поль. — Не скучайте, теперь уже не так долго. Скоро увидите свою женушку.

— Не знаю, увижу ли, — вздохнув, ответил Франсуа. — Похоже, милый друг, она от меня сбежала.

— От вас? — искренне удивился его спутник. — Три тысячи свиней в камбузе! Вы шутите!

— Хотел бы я, чтобы это была шутка, — невесело усмехнулся капитан.

Де Нартен осторожно смахнул муравья в родной и привычный мир, и мысли его вернулись к прошлому:

«Франсуа, я ухожу, — писала Пат. — Ты замучил меня своей ревностью, для которой у тебя нет ни малейших оснований. А ведь я знаю, что ты сам не безгрешен! Я устала притворяться, что мы благополучная семья… Прощай и не ищи меня…»

Там было что-то еще, в этой записке, которой Франсуа поначалу просто не поверил. Поверить, что жена бросит его, бросит детей!.. В глубине души он чувствовал себя виноватым, что так категорически не соглашался отпускать ее на родину. Ведь он знал о смерти ее отца. Он писал ей о том, что все простил, сам просил прощения. Но за три месяца от нее не пришло ни одного письма, а потом он отправился в эту экспедицию, будь она неладна! Он справлялся во всех портах, прошлой осенью в Абиджане он получил целую пачку писем от мадмуазель Клементины — но от Патрисии не было ни слуху, ни духу…

Неприятные воспоминания капитана неожиданно были прерваны топотом лошадей и громкими криками. Несколько запыленных всадников резко осадили своих скакунов и лихо спрыгнули на землю. Франсуа поднял глаза и вздрогнул.