Зови меня Смерть - страница 34

— Это фейская пыльца? — тихо-тихо, чтобы не спугнуть чудо, спросила Шу.

— Она самая, — так же тихо ответил Дайм. — Добудь какой-нибудь фиал, только осторожно.

Завороженно глядя на невесомое сокровище и краем уха улавливая смех фей, потешающихся над неуклюжими людьми, Шу призвала две колбы с притертыми крышками. А потом осторожно, чтобы не потерять ни крупинки, они с Даймом пересыпали драгоценную пыльцу. Правда, часть все равно прилипла к перчатке намертво. Кажется, даже пустила там корни.

— Благодарю волшебный народ за щедрый дар, — поклонился Дайм куда-то в сторону эвкалипта, мерцающего всеми цветами радуги: на ветвях его висели разнокалиберные фонарики — от малюсеньких, с орех, до огромных, больше самой большой тыквы.

В ответ послышались переливы смеха и совиное уханье. А еще — ржание. И между Шу и Даймом просунулась белая лошадиная морда с хитрющими янтарными глазами, покосилась на Дайма и… длинным розовым языком облизала его перчатку.

Тут же к ним сунулась и вторая морда, черная с фиолетовыми глазами, и повторила фокус, при этом отпихнув белую морду. Феи, кружащиеся над Шу и Даймом, опять засмеялись, сверху посыпалась еще пыльца — в ночной темноте она светилась и переливалась, словно крупинки солнечного света.

Обе зверюги, не обращая больше внимания на хозяев, принялись ловить пыльцу разинутыми пастями и облизывать друг друга — там, где фейская пыльца оседала на черную и белую шкуры.

— Приходите к нам еще! Вы нам нравитесь! — зазвучало со всех сторон вместе с переливами смеха. — Чувствуйте себя как дома!

— Но не забывайте, что в гостях, — ворчливо добавил кто-то снизу, и Шуалейду что-то толкнуло под колено.

Опустив глаза, она обнаружила огромный гриб. Именно его шляпка ее толкала. Или не шляпка? О боги, на грибных шляпках не бывает дымовой трубы и слухового оконца! И балкончики, балкончики на толстой как бочонок грибной ножке!..

— Идем-ка скорее, — потянул ее к себе Дайм.

Это было так смешно! Так смешно! Что Шу не выдержала, расхохоталась — и из ее рта полетели радужные пузыри, тоже с окошками и дымовыми трубами…

— О боги… А ну прекратить безобразие! — рыкнул Дайм, и с эвкалипта посыпались листья, один из которых прилип к носу Шу и никак не желал отлепляться, сколько она на него ни дула.

— А мы что, а мы ничего, — защебетали мыльные пузыри, отращивая крылышки и упархивая куда-то вверх. — Не бейте, дяденька!

Под заливистый смех фей Дайм закинул ничего не понимающую Шу на спину Муаре, — которая недовольно ржала и пыталась дотянуться зубами до ближайшего мыльного пузыря, — и велел:

— Домой, быстро!

…жизнь и верность принадлежит Темному Брату. Нет для Руки Его другой жены, кроме службы Ему, и нет другого сына, кроме приказа Его.

Канон Полуночи

21-й день холодных вод (некоторое время назад), Суард, Рональд шер Бастерхази.

В каждом городе есть улочка, не обозначенная ни на одной карте. Безымянный тупик.

Ветхие дома здесь жмутся друг к другу, нависают над мостовой разномастными балкончиками. Стены словно припорошены пылью забвения, тусклые окна слепы. Солнце никогда не заглядывает в Безымянный тупик, здесь не кричат дети и не лают собаки. Сюда не забредают случайные прохожие, а местных жителей никто и никогда не видел. Говорят, в Ночь между годами тупик полон призраков: раз в год Темный Хисс выпускает своих мертвых слуг из Бездны напиться света зеленой луны и собрать долги — обещанные ему души. Еще говорят, что, ступив однажды на древние камни этой мостовой, будешь приходить сюда снова и снова, пока не отдашь Хиссу все тепло своего сердца и не превратишься в холодного упыря. Много историй, одна другой страшнее, ходит про Безымянный тупик — улочку, которая есть в каждом городе. Улочку, которую может найти любой, если ему будет чем заплатить гильдии.

Рональд шер Бастерхази в страшные истории не верил — он творил их сам. Иногда.

Но не сегодня.

Ради сегодняшнего визита он надел новый образ: толстопузый ирсидский торговец в полосатых шальварах и круглой шапочке с кистями, смуглый до черноты и жадный до изумления. Полпред Конвента, призванный блюсти законность и благолепие, регулярно навещал ткацкую лавку, но ни разу не появился здесь в собственном облике, ибо не пристало благородным шерам иметь дело с ткачами.