Зульфагар. Меч калифа - страница 24
В другое время проклятие в адрес Аллаха (да простит Он, Ат-Тавваб, Приемлющий покаяние, правоверным то, что их уши услышали подобное богохульство!) ей не сошло бы с рук. Однако теперь бандитам было не до какой-то обезумевшей от горя женщины, тем более русской. Одни уже пошли по домам, грабить. Другие, всего несколько моджахедов, стояли поодаль, наблюдая, в качестве резерва, за общим порядком – вдруг все-таки кто-то попытается организовать сопротивление. Веселая троица потащила дергающегося в крепких руках, уже откровенно плачущего Славика куда-то в сторону.
А Ибрагим опять занялся Маликой.
Толпа вокруг начала быстро рассасываться. Каждый спешил к своему имуществу. Да и не хотелось становиться свидетелем очередного преступления. Крик матери Славика становился все тише – ее уводили, спасая от верной гибели, соседи.
– Так где же твои родные, красавица? – продолжал допытываться Ибрагим.
– У меня только один дядя, – видя, что за нее больше вступиться некому, обреченно ответила Малика.
– И где же он?
– Дома.
Главарь нахмурился.
– А почему он сюда не пришел? Я же приказал всем собраться!..
Надо будет запомнить этот факт! Потом, вечером, при разборе нападения, необходимо разобраться, кто из подручных не выполнил его приказ. И примерно наказать – своих тоже необходимо держать в страхе. Чтобы не расхолаживались и не забывали, кто среди них главный!..
– Он инвалид. Ходить не может…
А, ну что ж, тогда другое дело…
– Ну ладно, веди в дом, показывай!
Под взглядами немногих оставшихся на площади сельчан Малика и Ибрагим направились по одной из улиц. Она шла понуро, еще слабо на что-то надеясь. Он – с осознанием собственной власти над всеми этими людишками.
– Бедная девочка… – жалостливо проговорила русская женщина им вслед.
– Не тронет, – отозвался пожилой чеченец.
Он сказал это твердо и уверенно.
– У него ж ничего святого нет! – не согласилась женщина. – Бандит, он и есть бандит… Что ж его остановит?
Чеченец снова ответил громко – наверное, он сейчас убеждал не только, даже не столько эту соседку, сколько остальных, кто мог его слышать. В самом деле, начни потом разбираться в происшедшем родственники девушки, каждый вспомнит эти его слова и подтвердит, что он верил в благоразумие Ибрагима.
– Что остановит, говоришь?.. А кто у нее дядя? Ее дядя был ранен в девяносто пятом, когда воевал вместе с самим Басаевым!.. Нет, Ибрагим не посмеет ее тронуть!
– Ага, как же, станет твой Басаев заступаться за какого-то инвалида! – не согласилась женщина, но уже с некоторым сомнением. – Вон Тамарке Топчаевой он даже денег на лечение ребенка не дал. И когда у нее кафе сожгли, тоже разбираться с поджигателями-ваххабитами не стал… А у той ведь орден, «Честь нации» или какой там… Она ведь с ним, с Басаевым этим вашим, на Буденновск ходила, а он все равно ей не помог[9]. А тут – какой-то инвалид, – повторилась она. – Нет, не станет Басаев вмешиваться – слишком большой он теперь чин!..
– Все равно Ибрагим ее не тронет! – еще тверже заверил чеченец. – Он же мусульманин!..
Остальные молчали. Всем хотелось увериться, что с Маликой и в самом деле ничего не произойдет. Ну а себя в чем-то уверить – дело не такое уж и сложное.
А о Славике вообще ничего не говорили. Старались делать вид, что забыли. Его судьба была предрешена – и об это все знали. Не знали только, что ему предписана судьбой отнюдь не смерть…
Между тем в это время Славика неподалеку в чьем-то саду готовились насиловать. С него содрали штаны, завалили грудью на какую-то колоду… Юноша пытался сопротивляться, дергался, выл, захлебываясь слезами… Но этим только еще больше возбуждал бандитов.
– Не дергайся! – не выдержал наконец самый молодой из них, понимая, что его очередь будет последней. – Все равно не поможет. А то ведь убьем, нам нетрудно, и никто с нас не спросит за это, – он достал из кобуры пистолет и ткнул в лицо жертве. – А так хоть жив останешься…
Увидев перед собой оружие, Славик сдался. Он плакал, но теперь был готов на все.
… – Так где твой дом, красавица? – настаивал Ибрагим, перейдя на чеченский язык.
До сих пор он говорил по-русски.