Звать меня Кузнецов. Я один. - страница 54

Как и заведено, у гроба было несколько коротких (слава Богу!) прощальных речей, искренних, без пафосного надрыва. С некоторым удивлением я видел, как у гроба плакал редактор журнала «Наш современник» С. Ю. Куняев. Плакал, не стесняясь слёз, и приговаривал: «Юрий Поликарпович, как же теперь журнал без тебя жить будет?! Зачахнет без тебя поэзия»…

В тот печальный день мне пришлось удивиться ещё раз, причём удивиться радостно.

После довольно продолжительного отпевания в храме Большого Вознесения, возвращённого к литургической жизни незадолго до кончины Ю. П. Кузнецова, священник, проводивший отпевание, у открытого гроба неожиданно стал декламировать наизусть строки почившего поэта. Не знаю, что ощущала при этом душа Ю. Кузнецова, но мне, моей душе, стало радостно. Радостно за то, что Слово поэта, то есть его сердце, продолжает жить, причём — в храме, в доме Господнем.

С тех пор прошло несколько лет. И на этом расстоянии отчётливее видится как истинное творческое величие служителей Слова, так и кичливые потуги «гениев» из литературной богемы, особенно из числа так называемых «шестидесятников», главным достижением большинства из которых была диссидентская деятельность, активно и шумно поддерживаемая западными спецслужбами, поскольку она была направлена исключительно на разрушение существовавших устоев, на внедрение в общественное сознание «демократических ценностей», вульгарной попсы, обрушившейся на Россию после распада СССР и попирающей национальное достоинство русского народа и других народов и народностей Российского государства. Неудивительно, что эти эстрадно-гламурные деятели и сегодня получают государственные награды, поздравления или соболезнования от высших руководителей страны. Печально. Но это — данность нынешнего времени, доставшаяся нам от борцов за народное благосостояние и счастье, осуществивших свою грабительскую повальную ваучеризацию и залоговую аукционизацию руками ельцинистов — чубайсятами, гайдарятами, березовскими и прочими иже с ними.

Последние такие соболезнования были обнародованы по случаю кончины Б. Ахмадулиной и А. Вознесенского, который был причислен к рангу великих поэтов. По этому поводу мне вспомнился эпизод из далёкой литинститутской жизни. С. С. Наровчатов время от времени приглашал на семинарские занятия поэтов, чьи имена в то время были на слуху. Однажды он появился в аудиторий вместе с А. Вознесенским, который примерно в течение получаса декламировал новые свои стихи, среди которых прозвучало стихотворение о времени, где были такие строки: «часы в ремонте, время в ремонте, мать в ремонте»… Семинаристы высказывали свои впечатления об услышанном. Ю. Кузнецов был по натуре своей молчуном и редко когда участвовал в обсуждении даже стихов сокурсников. В этот же раз Сергей Сергеевич попросил Юрия высказаться. Кузнецов пожал плечами и ограничился одной фразой: «Что говорить? По-моему, автору пора в ремонт — голову и душу лечить». Как же он был точен и прав в этой фразе! На фоне русской поэзии называть А. Вознесенского поэтом язык не поворачивается. Он — конструктор рифмованных на свой манер текстов, в которых почти отсутствуют эмоции, чувства, поэтическая мысль. Ярким примером такого конструирования является его книга с названием «Изопы». В этой книге строки размещены в форме предмета разговора. Например, одним из таких «стихотворений» можно назвать схематично расположенное в виде чайки утверждение автора: «Чайка — плавки Бога». Представь себе, читатель, Бога, Творца, Вседержителя в плавках. Это — не богохульство, не святотатство. Это абсолютное непонимание автором сути предмета. О какой поэзии тут можно говорить?

Истинная поэзия — это беспредельная глубь высоты, приближение (прости меня, Господи) к Евангельским недрам: перечитываешь — и постоянно открываешь сердцу и уму новое, доселе неизведанное. Поэтов в отечестве нашем было много, а поэтов от Бога — единицы, и они — пророки. Пророков всегда побаивались и старались не замечать их откровений. Таким пророком, сдаётся мне, был и Юрий Кузнецов. Вспоминается мимолётный эпизод. Было это в Воронеже, где проводились Кольцовско-Никитинские чтения. В заключительный вечер зал драматического театра был заполнен. На сцене выступали воронежцы, куряне, поэты из Липецка, Орла, московские гости. Зал реагировал аплодисментами — вежливыми, реже — горячими. К микрофону подошёл Ю. Кузнецов. Своё выступление он предварил предупреждением: «Я прочитаю лишь одно стихотворение. Прошу иметь в виду, что оно напечатано в газете „Московский литератор“ (он даже назвал дату публикации), и все претензии уже не ко мне». Я не помню названия стихотворения, и не могу процитировать его. Память сохранила только суть этого пророчества. Речь в нём шла о Кремлёвской стене, которая строилась как крепость против вражеских набегов. Но вот пришли и поселились за крепостной стеной борцы за народное счастье. И стали истончать крепость, как жуки, как черви, выдалбливая в стене ниши, заполнявшиеся прахом умерших товарищей, чтобы слава этих товарищей не погасла в веках. Когда поэт закончил читать стихотворение, зал утонул в напряжённой тишине.