Звезда Гаада - страница 12

Но если очень честно…

Других развлечений здесь особо и не было. Чего там в этом мире навроде Средневековья? Разве что с кумушками на скамейках обсуждать сплетни в свободные часы вечерние или с девушками — мужей и женихов. Я боялась много говорить с ними, боялась, заболтавшись, себя выдать. Да, по рынку пройтись, смотря на поделки разных ремесленников, прицениваясь к товару, спрашивая у торговцев, не завезли ли чего нового из ниток и лент? Но и с торговцами не собиралась сближаться, хотя некоторые из них вроде были не против. Даже старые, толстые, лысые и женатые. Они почему-то считали, будто профессия и состояние мужчины — всего важнее для женщин. А в помощницы жёны мало у кого лезли из них. Торговок было в разы меньше. В основном-то, здесь уделом женщин было вести хозяйство, детей растить и рукоделие. Да, ко мне пытались упроситься в ученицы, вон, даже та Кария, чьё имя позаимствовала, но я не пустила. Ни к чему плодить конкурентов. Мой заработок — моя жизнь, мой воздух. Как я выстою без него? Так что лучше быть жадной.

Выходных на каждой неделе не было. Когда я случайно обмолвилась с вдовой о том, что вот у нас так было принято, она не поверила. И так назойливо меня потом снова о быте в моём родном городе выпытывала, брр! Я уж пожалела, что рассказала.

Праздники случались редко. Не каждый месяц. Хотя я один застала.

И вроде в детстве цирке была десяток с чем-то раз, да в мире моём родном номера были покруче, скажем, когда зрителей от арены отделяли сеткой, а тигра на шаре поднимали почти к самому потолку… А мне опять покупали или, наоборот, не покупали светящиеся палочки или медальоны с лампочками внутри — и во втором случае я страдала и люто завидовала детям, чьи светящиеся, волшебными кажущиеся, штуковины мерцали в темноте, яркие… Здесь-то такого с тиграми не выкинешь! Не купишь светящихся палочек. Но с голодухи увлечёшься и не таким. Я даже перестала недоумевать, чего так эти женщины любят сплетни, а мужики — радостно сбегаются смотреть на каждую драку, когда нету срочной важной работы. Вроде и на казни сбегались, но казней пока, к счастью, не случалось. Я твёрдо решила, что больной скажусь — и хрен они меня из дома вытащат — и не буду смотреть на всякую пакость! Да и людей жалко.

Словом, неподалёку играли бродячие музыканты, кто-то поодаль танцевал даже, а я стояла, смотря, как мужчина лет тридцати, усатый, рыжий, жонглирует факелами. Да смогла в толпе испариться, заметив приветливо мне заухмылявшегося Акима. Да ещё и очень кстати прикупила у торговки с лотком кулёк с засахаренным миндалём. И, чтобы лакомство в толпе не стырили голодные мальчишки — а у кого-то, судя по воплям, уже свистнули передо мной — отошла от толпы. Да, не видно дальнейшего, но зато миндалём приятно похрумкать.

Но миндаль едва не застрял у меня в горле, когда столкнулась с пристальным взглядом молодого мужчины, богато, но неброско одетого, то и дело задумчиво прикладывающегося к бутыли с вином.

Да этот же гад был с тем блондином, что меня оскорбил в трактире в первый мой день здесь! Да ещё и вылупился так… узнал будто.

Я назад отступила. Он вдруг растерянно встал и стал каким-то сгорбленным и даже жалким, отчаянно протянул ко мне свободную руку, позвал:

— Анжела!

Что тон его тогда насмешливый, что возможность моего облапывания по поводу принятия меня за другую бабу, меня не радовали. Потому торопливо отступила обратно в толпу.

На моём кульке, пока отчаянно смотрела на него из-за чужих плеч и голов, цепко сомкнулись чьи-то тонкие руки. Я укоризненно на ворюгу посмотрела. Кожа да кости, грязный, глаза голодные. И руку разжала. Проворчала:

— Ладно. Иди уж.

И меня царапнуло, как просияли от счастья его глаза, когда худые пальцы сжались на мешочке с заветным лакомством. Что ж, я себе ещё куплю. А кому-то и от этой мелочи будет целый праздник. Но с нищетой я ничего сделать не сумею. Не могу вступиться за пойманных воров, которых толпой избивали.

Но почему-то с того дня торговцы ничьих рук, ползших в мой карман, не хватали. Да, парни и мужики, старики хотели мне угодить, но рук за моим имуществом ко мне больше не тянулось. А я, смекнув запоздало, решила каждую неделю выдавать кому-нибудь из детей-попрошаек по кульку с засахаренным миндалём. Странное дело, они потом, когда шла уже с рынка, обычно обнаруживались где-нибудь неподалёку, да трескали всё вместе с другими товарищами из бедноты. Раз только один умыкнул всё, чтобы сожрать в одну харю. А последующие дни ковылял, потрёпанный больше обычного, да с фингалом под каждым глазом.