Звезда среди ясного неба - страница 17

– Водки! Дайте мне водки! Я должен выпить! Я не могу! Мне тошно! Нет! Не верю! Этого не может быть!

– Юра, поплачь, – мягко сказал Петр Аркадьевич.

– Слезами горю не поможешь, – ответил известный певец. – Надо бухать.

Но слезы все равно текли по обветренным щекам Твердохлебова. Этот человек, в отличие от многих коллег по цеху, явно не делал никаких пластических операций, и такая мысль просто не могла прийти ему в голову. На лбу уже пролегли глубокие морщины, множество «гусиных лапок» окружали глаза, носогубные складки были ярко выраженными. Лицо сразу же выдавало дружбу с зеленым змием. Сколько еще он сможет продержаться? Ведь пьет, курит, хотя дурь никогда не нюхал, не курил, не колол, наоборот, участвовал в акциях против наркотиков. Вероятно, обладает феноменальным здоровьем, раз до сих пор не спился. Старая гвардия.

Я встретилась глазами со следователем поверх головы Юрия, которого усадили на один из красных пластиковых стульчиков. Юрий тут же навалился телом на красный столик, положил голову на довольно крупные руки с выступающими венами и зарыдал. Он не играл, его на самом деле сотрясали настоящие рыдания, перемежающиеся повторяемой фразой «Не может быть! Не верю!».

– Водка в холодильнике, – тихо произнес продюсер.

– Может, лучше пива? – высказал предположение Николай.

– Пива в любом случае нет. Аглая его терпеть не могла, – сообщил продюсер. – А для мужиков не держала.

Продюсер сам открыл холодильник, достал со стенки початую бутылку и протянул Юрию. Я хотела достать стакан, но Петр Аркадьевич только махнул рукой. Юрий увидел заиндевевшую водку, поднял голову и буквально влил себе в рот полбутылки, вытерся рукавом.

– Чего-нибудь бы закусить ему, – посмотрел на меня следователь.

– Не надо, – махнул рукой Юрий.

Продюсер опять залез в холодильник. Огурцов там не было, как мы выяснили, когда я кормила самого Бергмана, но были маринованные помидоры.

– Юра, возьми помидорчик, – предложил Петр Аркадьевич.

Твердохлебов осоловевшими глазами посмотрел на банку, которую ему протянул продюсер, потом снова на водку, допил ее, хлебнул маринада из банки, от помидоров отказался, попросил еще водки.

– Больше нет, – сообщил Петр Аркадьевич.

– Ну так сбегай и купи! – рявкнул Твердохлебов и вытер слезы, которые катились у него по щекам. Настоящие слезы!

– Юра, тебе уже хватит.

– Мне не хватит! Лайка умерла! Ты понимаешь это или нет? Или тебе все равно? Думаешь, что новую девку себе найдешь? А такой, как Лайка, больше нет! Нет и не будет! Какая сволочь это сделала?! Я придушу ее собственными руками!

Далее монолог сильно напоминал тот, который я уже прослушала на этой кухне от Петра Аркадьевича. Только продюсер жалел в первую очередь себя и вложенные в Аглаю силы, нервы и средства, а Юрий Твердохлебов жалел, что не стало близкого ему человека. Следователь и Николай очень внимательно слушали. Через некоторое время все снова сидели за столом.

– Слушай, будь другом, сгоняй за водкой, а? – Юрий посмотрел на следователя. – Вот он тебе денег даст. – Твердохлебов кивнул на Петра Аркадьевича. – У меня, честно, нет.

– Вам продюсер так мало платит, что не хватает на выпивку? – спросил следователь.

– Он бабам моим платит!

– Юра, мужчина должен нести ответственность за своих детей, а если этого не делаешь ты, то делаю я! – рявкнул Петр Аркадьевич.

– Я их не просил рожать! Они сами рожали, пусть сами и содержат!

– Юра, это твои дети!

По-моему, у продюсера в этом плане был пунктик. Хотя если бы все мужики были такие, то у нас не было бы несчастных одиноких женщин, детей, которые растут без отцов и у которых из-за этого появляются комплексы, а то и детских домов.

– Вы представляете, он экспертизы делал, чтобы проверить мое отцовство, – сообщил Юрий, обводя нас всех взглядом, потом уставился на Петра Аркадьевича как на полного идиота.

– Да, Юра, делал. Я считаю, что все дети достойны помощи, но, с другой стороны, из твоих гонораров я никогда не стал бы платить чужим детям. Если бы ты сам решил пожертвовать на детский дом – пожалуйста. Без твоего распоряжения я этого делать никогда не буду. Но твоим детям я буду давать деньги из твоих гонораров – хочешь ты этого или не хочешь.